Читать книгу - "Катынь. Современная история вопроса - Владислав Швед"

Победу Красной Армии в войне с нацисткой Германией невозможно представить без организаторского таланта начальника тыла этой армии Андрея Васильевича Хрулева. Подмастерье с 9 лет, потом слесарь на Охтинском пороховом заводе, он в 1919—1921 гг. воевал в составе 11-й кавалерийской дивизии Первой конной армии Буденного, в том числе и на польском фронте.

Хрулев мог сгинуть в польских лагерях, если бы попал в плен. Но судьба хранила его и он стал ярчайшим представителем новой советской интеллигенции. Хрулев был не просто талантливым организатором тылового обеспечения, он разработал научные принципы этого обеспечения, которые не утратили своего значения и сегодня.

В 1918—1920 гг. бойцом Первой Конной армии, а потом комиссаром кавалерийской бригады являлся будущий легендарный министр среднего машиностроения Славский Ефим Павлович. Во многом, благодаря его научному и организаторскому таланту, в СССР были в короткие сроки созданы атомное оружие и атомная энергетика, а впоследствии атомный надводный и подводный флот.

Менее известно имя бывшего комиссара полевых госпиталей Юго-Западного фронта, наступавшего в 1920 г. на Львов, Гориккера Михаила Львовича. Но вклад его в победу над Германией весьма значителен. Июнь 1941 г. генерал – майор технических войск Гориккер встретил в должности начальника Киевского танкового технического училища. Вскоре после начала войны он был назначен начальником Киевского гарнизона и начальником обороны Киева.

Организуя оборону Киева, Михаил Львович прекрасно понимал, что, прежде всего, следовало остановить колонны немецких танков. К концу июня 1941 г. он изобрел и опробовал простейшее, но эффективнейшее инженерное средство борьбы с танками – противотанковый еж. Уже 3 июля 1941 г. это инженерное заграждение было принято на вооружение в масштабах Красной Армии. Благодаря «рогатке Гориккера», так в войсках называли противотанкового ежа, темп наступления немецких танковых колонн на Москву был значительно снижен. В знак признательности за вклад в спасение Москвы, москвичи увековечили «ежа Гориккера» в виде мемориала на Ленинградском шоссе, при въезде в Химки.

Вышеназванные имена бывших красноармейцев 1920 года и их последующий вклад в могущество советской Родины, это свидетельство того, как много талантов и, возможно, потенциальных гениев, было загублено в польских лагерях смерти. В этой связи рассуждения о пленных красноармейцах, как некой необразованной массе, «пушечном мясе», без роду и племени, следует считать верхом цинизма.

Удивительно, но историки, занимающие, мягко говоря, не совсем российские позиции, благоденствуют, как в научном, так и материальном плане. Носов Борис Владимирович является не только зам. директора института славяноведения РАН, он член Ученого совета института, награжден медалью Тадеуша Мантойфеля Института истории Польской академии наук, получает гранты от польского фонда Стефана Батория, регулярно ездит в командировки в Польшу, зачастую – за счет польской стороны, задействован во всех пяти совместных проектах института славяноведения с польской Академией наук и т. д.

Это бы не вызывало бы негативной реакции, если бы отдача от этой «бурной» деятельности г-на Носова была бы для России ощутимой. Но он не известен фундаментальными работами по проблемам современных российско-польских отношений, по обоснованию российской позиции в этих отношениях. К сожалению, подобные примеры не единичны. Некоторые российские историки пошли еще дальше.

Известно, что директор Института всеобщей истории РАН Александр Чубарьян одно время состоял в Комиссии историков при президенте Латвии Вике Фрайберге, деятельность которой носила откровенно антироссийский характер. Однако критических суждений г-на Чубарьяна по поводу явно антироссийских и псевдонаучных исторических «исследований», регулярно появлявшихся в те годы в Латвии, так и не удалось услышать (см. http://www.stoletie.ru/politika/ istoriki_ili_agenti_vliyaniya_2008-04—11.htm).

В то же время те отечественные историки, которые защищают позиции России в ее исторических спорах с бывшими союзниками, нередко влачат незавидное существование. Несмотря на то, что у них есть солидные научные разработки, они постоянно испытывают затруднения с публикациями, с получением иностранных грантов, с командировками для работы в зарубежных архивах и т. д. и т. п. К сожалению, на сегодня это общий подход, царящий в российской исторической науке. Поэтому большинство спорных исторических тем, касающихся взаимоотношений России с сопредельными государствами, разрабатываются не в пользу нашего Отечества.

Не случайно известные «Десять вопросов» польского историка Анджея Новака, опубликованные в четвертом номере журнала «Новая Польша» (2005 г.) по поводу попыток некоторых российских историков и публицистов «заслонить память о преступлениях советской системы против поляков, создавая их мнимый аналог или даже «оправдание» в виде преступления против советских военнопленных в Польше в 1920 г.» не вызвали должной реакции в среде российских историков.

Возможно, это было обусловлено тем, что вопросы Новака в основном носили не конкретно-исторический, а эмоционально-риторический характер, с подтекстом «А вы сами такие же!». Анализ содержательной стороны этих вопросов показал, что, обращаясь к российским историкам, историк Новак даже не удосужился ознакомиться с их работами по проблеме пленных красноармейцев. По—видимому, Новак не знаком, или делает вид, что не знаком, с материалами сборника «Красноармейцы в польском плену в 1919—1922 гг.», изданного в 2004 г.

Для доказательности рассмотрим только один вопрос пана Новака. Он восклицает «Можете ли вы опровергнуть численность советских военнопленных – 65 797, – по официальной статистике, признанной как советской, так и польской стороной вернувшихся в Советскую Россию?». Да, можем! В российском предисловии, российско-польского сборника документов и материалов «Красноармейцы в польском плену в 1919—1922 гг.» приводятся данные о том, что «по советским данным, на ноябрь 1921 г. на родину организованно вернулось 75 699 пленных» (Красноармейцы в польском плену в 1919—1920 гг., с. 9. Далее «Красноармейцы… ).

Но даже эта, значительно большая цифра, не доказывает, что в польском плену погибло, как утверждает основной польский авторитет проф. З.Карпус, только 16—18 тыс. пленных красноармейцев. В сборнике «Красноармейцы…» содержатся достаточно веские свидетельства того, что только в двух лагерях Стшалково и Тухоль погибло более 30 тысяч пленных красноармейцев. Однако, об этом позже.

С позиций А.Новака рассуждает главный редактор журнала «Новая Польша » профессор Ежи Помяновский в своей статье «К истории дезинформации» («Новая Польша». № 5, 2005). Он пишет, что тема «анти-Катыни», как возмездия за гибель пленных красноармейцев, является « частью компании дезинформации, имеющей целью изгладить из памяти русских катынское преступление». Он также заявляет, что не может быть никакого сравнения между гибелью пленных красноармейцев и «плановым и буквальным истреблением интернированных польских офицеров, предпринятым по решению Политбюро ЦК ВКП(б) в марте 1940 г .».