Читать книгу - "Убийство Царской Семьи и членов Романовых на Урале - Михаил Дитерихс"

* * *

В том же 1917 году последовательным ходом событий власть народных представителей Государственной Думы Российской самодержавной монархии унаследовали народные представители советов Российской рабоче-крестьянской социалистической республики. Если руководителями народных представителей Государственной Думы против старого строя являлся преимущественно цвет российской интеллигенции, то в составе вдохновителей народных представителей советской России главная роль принадлежала еврейской социалистической интеллигенции и той части русской интеллигенции, которая была в оппозиции к большинству руководителей Государственной Думы. За народными представителями первой категории пошла революционная часть России, создавшаяся из рядов интеллигентного и буржуазного классов и из служилого командного состава армии. Народные представители второй категории опирались на фабрично-заводской контингент пролетариата и на солдат армии, разошедшихся со своим командным составом.

Среди ожесточенной борьбы гражданской войны между этими двумя группами революционной России около 3 часов ночи с 16 на 17 июля 1918 года в маленькой полуподвальной комнате дома Ипатьева в городе Екатеринбурге был зверски убит отрекшийся от престола Государь Император Николай Александрович вместе со всей своей Семьей. Убийство это совершилось по распоряжению народных представителей новой советской России и приведено в исполнение под непосредственным руководством их местных агентов Исаака Голощекина и Янкеля Юровского.

Убийство это явилось совершенно исключительным с точки зрения как уголовно-криминалистической, так и исторической. Николай Александрович и все члены его Семьи были не только изуверски уничтожены на глазах друг друга при кошмарной обстановке, но еще и сожжены после убийства, дабы даже от их тел не оставалось никаких следов. Николай Александрович и его Семья первая из Державных Семей за всю тысячелетнюю историю Российского государства погибла так непонятно жестоко в среде своего народа и от рук своих бывших подданных. Тем более приходится ужасаться и содрогаться перед этим вечным грехом русского народа, что в глазах массы русского православного мира Государь Император Николай II добровольно подчинился воле народных представителей России, стремясь, по собственному его выражению, облегчить народу в переживавшиеся тяжелые дни теснее объединиться и сплотить все свои силы для достижения «победы, благоденствия и славы». «Да поможет Господь Бог России», – кончал свое обращение к народу бывший Царь, становясь, казалось бы, с этого момента совершенно безопасным для народных представителей новой России.

И тем не менее злое дело совершилось.

Начало ему положили народные представители Государственной Думы, а народные представители советов его завершили.

6 марта 1917 года общественный Кабинет министров, назначенный Временным комитетом Государственной Думы и санкционированный Советом солдатских и рабочих депутатов, объявил, «во исполнение властных требований народной совести, во имя исторической справедливости и в ознаменование окончательного торжества нового порядка, основанного на праве и свободе», амнистию «по всем делам политическим и религиозным, в том числе террористическим покушениям, военным восстаниям и т. д.». Но уже 8 марта этот общественный кабинет счел необходимым без следствия, суда и приговора арестовать «гражданина Николая Александровича Романова», и не только его, но и всю его Семью, заключить их под стражу, лишить свободы и права и впоследствии сослать под караулом в Тобольск.

15 марта члены этого общественного кабинета: кн. Г. Е. Львов, П. Н. Милюков, А. Ф. Керенский, Н. В. Некрасов, А. И. Коновалов, А. А. Мануйлов, А. И. Гучков, А. И. Шингарев, М. И. Терещенко, И. В. Годнев, В. Н. Львов и Ф. И. Родичев, принося присягу, клялись преклониться «пред выраженною Учредительным собранием народною волею об образе правления и основных законах Российского государства», но в то же время сочли возможным обещать «всеми предоставленными им мерами подавлять всякие попытки, прямо или косвенно направленные к восстановлению старого строя», т. е. свергнутого ими самодержавного строя Романовской династии.

Руководствуясь и под впечатлением доктрин думских политических партий, группировок и блоков, преуспев в политическом состязании с создавшимся в явочном порядке Советом солдатских и рабочих депутатов и получив возможность, по словам декларации, составленной П. Н. Милюковым, «восстановить некоторый порядок», надо думать, что министры Временного правительства полагали принятую ими политическую деятельность в достаточной мере соответствующею желаниям страны и всего народа. «Энтузиазм населения по поводу совершающегося, – пишет П. Н. Милюков, – дает полную уверенность не только в сохранении, но и в громадном увеличении силы национального сопротивления». «Не может быть двух мнений, – говорит профессор К. Соколов, – насчет того, что представляло собою Временное правительство такого состава. Это было то самое министерство общественного доверия, которого тщетно добивался от Николая II думский блок. То, в чем отказывало России безумное упорство Царской власти, дала ей политическая мудрость революции». «Наша родина знает людей, подписавшихся под текстом присяги. Она прислушивалась к их голосам и верила им раньше, когда русскую жизнь властно давили мрак и произвол, она верит им и теперь в эту историческую минуту», – писал журнал «Жизнь и суд», но такие же суждения можно найти почти во всех других периодических изданиях обеих столиц того времени.

По-видимому, либерально-буржуазные круги российской интеллигенции, руководившие с 1905 года политическими настроениями и движением общественной мысли страны, были искренне убеждены, что русский народ перерос формы своего государственного строя и что он стремится к свободе и самоуправлению в государственном отношении. «Путь, который нужно было пройти обширнейшему в мире государству от военного мятежа в столице до торжественного установления республиканской конституции, казался в первые месяцы революции таким легким и коротким» – такое мнение царило в политиканствовавших кругах буржуазной интеллигенции в первое время революции. Воспитавшись на политических течениях и формах Западной Европы, с увлечением следуя теоретически доктринам социальных учений различных умов мира, стремясь к приобщению себя к умственной культуре Европы, русская интеллигентная масса в значительной своей части прониклась убеждением, что русский народ уже пережил дух своего неограниченного самодержавного строя, что за период с 1861 года он уже утратил свои симпатии к монархическим формам и что в уме и сознании народа в достаточной степени культивировались идеи и желания, исповедовавшиеся столичной и подпольной либеральной интеллигенцией. В этом убеждении как бы поддерживала руководителей из народных избранников Государственной Думы и та внешняя обстановка первых дней революции в столице, когда Дума сошла с почвы законности, ослушалась Царя и представилась Временному комитету центром новой власти, власти революционной, желаемой и поддерживаемой страной и иностранными представителями Европы.

«В тот же день утром нижние чины Волынского и Литовского полков вышли на улицу и устроили ряд демонстраций в пользу Государственной Думы… В короткий срок при единодушном настроении всей армии в пользу переворота… рабочее население Петрограда проявило большое политическое благоразумие и, поняв опасность, грозившую столице и стране, в ночь на 2 марта сговорилось с Временным комитетом Думы как относительно предполагаемого направления реформ и политической деятельности последнего, так и относительно собственной поддержки будущего правительства в пределах объявленных им политических намерений… Послы английский, французский и итальянский признали народное правительство, спасшее страну от тяжелой разрухи и восстановившее веру в боевую способность страны и армии. Энтузиазм населения по поводу совершающегося дает полную уверенность не только в сохранении, но и в громадном увеличении силы национального сопротивления». Все это выдержки из той же декларации Временного правительства, составленной П. Н. Милюковым, о которой упоминалось уже выше. Декларация, разосланная «всем, всем, всем», свидетельствовала о глубокой вере ее составителей в свои силы, в правоту совершенного переворота, в народоволие проводимых ими политических и государственных принципов и отмечала солидарность с членами общественного кабинета Временного думского комитета, Совета рабочих и солдатских депутатов и всей армии. Иначе говоря, убеждение «народных избранников Государственной Думы» как бы опиралось на тогдашний мозг страны, на ее нервы и ее физическую силу, каковыми являлись Дума, рабочие и армия. За эти дни в Думе перебывали как все те, кто дышал убеждениями ее большинства, так и вообще все, кому было не лень прогуляться на Шпалерную; там собрались все сидевшие в подпольях передовые интеллигенты, туда тянулись разные рабочие и общественные организации столицы, к ней же, дефилируя по городу, стекались разные запасные и тыловые воинские части, составлявшие гарнизон столицы; в ее залах толпились студенты, мастеровые, крючники, журналисты, чиновники, женщины, мальчишки, дети. «Был великий хаос в Думе, – писал профессор К. Соколов, – но среди шума и криков, за пестрой толпой обывателей, студентов, интеллигентов, простолюдинов несколько храбрых, умных и честных людей день и ночь упорно делали гигантскую организационную работу. Из хаоса революции уже выступали первые очертания нового правительства свободной России».