Читать книгу - "Британские интеллектуалы эпохи Просвещения: от маркиза Галифакса до Эдмунта Берка - Максим Ковалев"

Между тем подобная обличительная критика просветителей не была бы возможной, если бы в Англии после Славной революции не удалось достигнуть свободы слова. Несмотря на ограниченность (она, как правило, распространялась не просто на представителей имущих слоев, но исключительно на власть предержащих), именно свобода слова, наряду с партийной оппозицией, позволяли не только совершенствовать конституционное устройство страны, но и знакомить с его достижениями как прогрессивно мыслящих людей, так и политическую элиту ряда стран Европы и Америки.

Англия XVIII в. представлялась иностранцам передовой для своего времени страной, с динамично развивающейся экономикой, прогрессивной политической структурой, богатой культурой. Заметно отличавшаяся от других европейских стран, в которых все еще господствовал старый, феодальный порядок, Британия не могла не привлекать внимания соседей. Сведения о достижениях в области экономики, торговли и сельского хозяйства, в политическом и культурном развитии Англии доходили до континента благодаря книгам, газетам, журналам, а также трактатам и памфлетам, в изобилии поступавшим на континент. Но не только. Дипломаты и купцы, литераторы и путешественники, государственные чиновники и студенты посещали Англию в XVIII в. довольно часто. Они также становились носителями информации об этой удивительной стране, о жизни англичан и необычных порядках, царивших у них. Да, и сами обитатели Британских островов бывали по долгу службы, или просто путешествуя, на континенте. Их знакомство с гражданами других европейских государств способствовало установлению межнационального культурного диалога.

Наиболее ощутимо английское влияние сказалось на развитии политической культуры Франции⁷⁹⁰. Если в XVII в. Франция практически не имела культурных контактов с Англией (английский язык был слабо распространен в стране), поскольку французы были склонны видеть в англичанах «варваров», «злодеев», «цареубийц», часто вспоминая о казни их короля Карла I, то после отмены Нантского эдикта в 1685 г.

подобное положение вещей резко изменилось. Именно Англия приютила тысячи французов – гугенотов, бежавших в поисках политической и религиозной безопасности из своей страны. Эти люди и стали первыми популяризаторами преимуществ государственного устройства англичан, их либеральных идей, достижений в науке, философии, литературе, образовании, которыми по праву гордилась в ту пору Британия. Но особенную славу Англии в своей стране создали, конечно же, французские просветители. Благодаря трудам Вольтера, Монтескье, Дидро, Руссо во Франции началась англомания. В 1763 г. английский просветитель Гиббон свидетельствовал: «Наши взгляды, наши моды, даже наши игры приняты во Франции… Каждый англичанин, считается у них, рождается патриотом и философом»⁷⁹¹. Преклонение перед английской культурой вскоре распространилось и в ряде других стран, прежде всего в Германии, а также в России⁷⁹².

Обращение к теме участия деятелей культуры в партийной борьбе в эпоху Просвещения позволило выявить еще одну ее характерную особенность: актуальность. Политическая борьба партий, пронизывавшая все общество раннебуржуазной Англии, отчетливо выявила многие, присущие ему негативные явления. Коррупция в высших эшелонах власти, многочисленные злоупотребления в избирательных компаниях, лоббирование частных или групповых интересов в парламенте, использование правительством прессы с целью манипулирования общественным мнением, некомпетентность ряда высших чиновников и их низкий моральный облик, наконец, двойной стандарт, занявший прочное место в идеологии и политике власть предержащих – все это обличали английские интеллектуалы. С этими же пороками, недостатками и злоупотреблениями политической структуры буржуазного государства сталкиваются ежедневно наши современники, стоит им взять в руки газету или включить телевизор. Как видно, идеология и политика буржуазии за три столетия мало претерпела изменений. Остается только сожалеть, что и Россия, вступив сегодня на буржуазный путь развития, вынуждена также страдать от подобных издержек либеральной демократии: по – видимому, приобщение к европейским и «общечеловеческим ценностям» требует определенных, хотя и не всегда оправданных, жертв.