Читать книгу - "100 великих гениев - Рудольф Баландин"

Испанец по национальности, он стал признанным художником во Франции. По этой причине его подлинное имя Руис-и-Пикассо (с ударением на «а») изменилось на Пабло Пикассо (ударение на «о»). Долгая жизнь, огромная работоспособность и неутолимая жажда новизны сделали его одним из наиболее плодовитых, оригинальных по стилевому разнообразию и знаменитых художников XX века.

Родился он в Малаге (Испания) в семье живописца и с детства стал помогать отцу в работе. Как писал искусствовед М. Алпатов, «ему самой природой дарована способность, как абсолютный слух музыканту, все увиденное и задуманное выражать при помощи штрихов на бумаге, и эту свою способность он развил многолетними упражнениями до степени высочайшего артистизма. Каждый лист бумаги, вышедший из рук Пикассо, заключает итог его большого творческого опыта. Самый беглый его набросок несет на себе отпечаток его высокого мастерства».

Однако, прежде чем стать мастером, Пикассо учился живописи сначала в Барселоне, затем в Мадридской академии художеств. Успех пришел к нему не сразу. Он бедствовал, но не унывал, ища новые выразительные средства живописи, экспериментируя. В 1904 году он переехал в Париж. Уже тогда некоторые любители живописи «открыли» Пикассо; были среди них русские, и поэтому многие его картины того периода оказались в нашей стране (вспомним хотя бы «Девочку на шаре», работу 1905 года).

Скандальную славу принесла ему картина «Авиньонские девушки» – с деформированными, нарочито угловатыми фигурами, с лицами, подобными африканским маскам. Расчленение реальных форм и пропорций, переход к геометрическим силуэтам ознаменовали переход к принципиально новому направлению – кубизму. Открытие это Пикассо сделал вместе с французским художником Жоржем Браком. В одних случаях изображение сводится к системе крупных плоскостей и упрощенных линий, в других – дробится на мелкие плоскости, словно отражение в разбитом на кусочки зеркале.

Николай Бердяев, впервые увидя произведения Пикассо этого периода в 1914 году, испытал чувство ужаса: «Холодно, сумрачно, жутко. Пропала радость воплощенной, кристаллизованной, солнечной жизни… Совершается как бы таинственное распластование космоса. Пикассо – гениальный выразитель разложения… Он, как ясновидящий, смотрит через все покровы, одежды, напластования, и там, в глубине материального мира, видит свои складные чудовища. Это – демонические гримасы скованных духов природы… В живописи совершается что-то, казалось бы, противоположное самой природе пластических искусств…

Тяжело, печально, жутко жить в такое время человеку, который исключительно любит солнце, ясность, Италию, латинский гений… Ветхие одежды бытия гниют и спадают… Это – кризис культуры, сознание ее неудачи, невозможности перелить в культуру творческую энергию… Перед картинами Пикассо я думал, что с миром происходит что-то неладное, и чувствовал скорбь и печаль гибели старой красоты мира, но и радость рождения нового. Это великая похвала силе Пикассо…»

Возможно, русский философ слишком серьезно отнесся к «художественным играм» Пикассо, освоившего самые разные стили, занятого непрерывными поисками. Посетивший его в 1922 году молодой Владимир Маяковский писал: «Самыми различнейшими вещами полна его мастерская, начиная от реальнейшей оценки голубоватой с розовым, совсем древнего античного стиля, кончая конструкцией из жести и проволоки. Посмотрите иллюстрации: девочка почти серовская. Портрет женщины грубо реалистичный и старая разложенная скрипка. И все эти вещи помечены одним годом».

Да, Пикассо разный, но не по периодам, которые принято выделять – «голубой», «розовый», «африканский», «кубистический», но в то же время один и тот же в своей постоянной изменчивости и многоликости. Его стиль зависит от настроения, творческой задачи, характера объекта. А может быть, есть в Пикассо и нечто такое, что попытался выразить в его портрете Сальвадор Дали: некое замысловатое, но не страшное чудовище со множеством обличий и иронично высунутым языком и вытянутой изо рта ложкой, в которой лежит крохотная лютня. Словно показан великий мистификатор, играющий на потребу публики или издевающийся над ней…

Как бы ни относиться к творчеству Пикассо, любить ли произведения отдельных его периодов или одинаково приязненно воспринимать всего его целиком (или отвергать), надо признать, что он был одним из наиболее характерных представителей искусства эпохи буржуазного развития технической цивилизации, победоносного вхождения в земной мир машины, как отмечал Н. Бердяев.

Вряд ли художник продумывал происходящее так же глубоко, как философ. Но он интуитивно выражал то, что скрыто за внешним обликом предметов и явлений. Он говорил: «Я ищу одного – выразить то, что хочу. Я не ищу новых форм, я их нахожу…»

Хорошо знавший его советский писатель Илья Эренбург высказал верную мысль: «Люди, которые пишут о Пикассо, отмечают, что он стремится освежевать, распотрошить зримый мир, расчленить и природу, и мораль, сокрушить существующее; одни видят в этом его силу, революционность, другие с сожалением или возмущением говорят о «духе разрушения»… Справедливо ли назвать разрушителем человека, преисполненного жажды созидания художника, который свыше шестидесяти лет подряд строил и строит, который смело примкнул к коммунистам, не предпочел безразличия или позы скепсиса, куда более легкой для художника?