Читать книгу - "Королева Виктория - Кристофер Хибберт"

В равной степени королева не была готова устраивать торжественные приемы зарубежных гостей, как это было, к примеру, во время официального визита в Лондон русского царя Николая I, короля Саксонии, французского короля Луи Филиппа, императора Наполеона III или итальянского короля Виктора Эммануила II. Даже после двенадцати лет вдовства королева не могла позволить себе таких пышных приемов, хотя и понимала, что это часть ее монаршего долга перед страной и народом. Только в 1861 г., то есть незадолго до смерти принца-консорта, в королевском дворце Виндзор побывали не меньше 113 тысяч человек, однако после 1861 г. королева наотрез отказывалась встречать гостей в своем дворце и уж тем более устраивать им пышные приемы. При этом она признавалась, что больше не может принимать у себя важных монарших особ, кроме самых близких ей родственников, присутствие которых не требует от нее изменения своего привычного образа жизни.

Первое исключение из этого правила было сделано в 1867 г. во время официального визита в Англию турецкого султана. Чтобы продемонстрировать важному гостю свое расположение, королева впервые за шесть последних лет позволила оркестру исполнить традиционные мелодии, правда, сделала это очень неохотно и под давлением правительства. При этом наотрез отказалась сократить свое пребывание в Балморале даже на один день и приехать в Лондон для переговоров с важным гостем, хотя правительство настаивало на этом, считая Турцию своим важным союзником, а усиление влияния Англии в Константинополе — первостепенной задачей. Тем более что не очень теплый прием султана в Англии мог бы подорвать его доверие к Лондону и, соответственно, усилить влияние Парижа и Берлина.

Королева исполнила свои монаршие обязанности, но не сумела скрыть, что с большой радостью расстается с «восточным братом», визит которого завершился военно-морским парадом в беспокойных водах Спитхеда, где султан большую часть времени провел головой вниз над бортом, так как страдал от морской болезни.

Вслед за турецким султаном в Лондон с официальным визитом прибыла гавайская королева — «самая цивилизованная из всех дикарей». Ее пригласили в Виндзор к трем часам дня с тем, чтобы королева могла уделить ей не более нескольких минут и тем самым не приглашать на ужин.

Примерно с такой же неохотой королева встречала и короля Швеции, который был вынужден остановиться в шведском посольстве, и итальянского принца Умберто, которому сказали, что в Виндзорском дворце нет свободных комнат, и ему пришлось остановиться в городской гостинице, и египетского хедива[53]Исмаила, которому все же предоставили возможность переночевать в одной из тесных комнатушек Виндзорского дворца, но только потому, что у него было очень мало сопровождающих лиц. При этом королева решительно заявила, что не собирается развлекать дорогих гостей и уж тем более устраивать им пышные приемы. «Я просто не в состоянии, — заявила королева, — принимать за свой собственный счет и в своем собственном дворце всех важных зарубежных гостей, которые прибывают в Англию в поисках развлечений и отдыха».

В 1873 г. королеву с большим трудом уговорили принять персидского шаха, что, по мнению премьер-министра Гладстона, было делом чрезвычайной государственной важности. Генри Понсонби позже отмечал, что королева сильно нервничала перед началом этого визита и постоянно повторяла, что правительство должно выделить дополнительные средства для организации приема столь важного гостя. При этом она долго выясняла, на каком основании его называют «императором». «Потому, ваше величество, что он носил титул шахиншаха», — пояснил Понсонби. «Ну, этого еще недостаточно, чтобы именовать его императором», — возразила королева, и Понсонби пришлось вычеркнуть это слово из программы визита. После этого королева еще дважды меняла окончательную дату военного парада, который должен быть проведен в честь персидского шаха в Королевском парке.

Генри Понсонби позже признал, что королева имела некоторые основания для беспокойства. До Лондона уже дошли сообщения, что «нецивилизованное поведение» шаха, его «привычка вытирать жирные руки об одежду стоящего поблизости слуги или любого другого человека», принесение в жертву петуха на рассвете — все это доставляло массу неприятных минут, и нужно было во что бы то ни стало избежать скандала. Тем более что шах практически не умел пользоваться ножом и вилкой и имел мерзкую привычку пить чай прямо из чайника. По Лондону ходили слухи, что шах решил оставить дома трех жен, а остальные жены были включены в состав его делегации. Стало быть, нужно было обеспечить соответствующее помещение, где они могли бы услаждать своего царственного повелителя. Кроме того, персидский шах имел привычку обедать в гордом одиночестве, предпочитал зажаренные на открытом огне мясные блюда, а вместо стола использовал персидский ковер ручной работы. «С этой целью, — строго предупредили всех слуг и придворных, — в непосредственной близости от зала приемов должен находиться подходящий ковер, если вдруг его слуги станут искать место для обеда». После отъезда шаха ковер был обнаружен с огромными прожженными дырами. «Стоит также ожидать,— сообщал британский посол в Берлине, — что персидский шах может во время беседы положить руку на спинку королевского кресла, сунуть пальцы в тарелку или вынуть недожеванный кусок мяса изо рта, чтобы внимательно осмотреть его и отправить обратно в рот. А если кусок ему по какой-либо причине не понравится, то он вполне может швырнуть его на пол. Но и это еще не все. Придворным королевы сообщили, что персидский шах может сделать весьма неприличное предложение кому-либо из понравившихся ему придворных дам и даже попытаться применить силу, если она ему откажет. Правда, до этого дело не дошло, но во время представления шах действительно присмотрел себе баронессу Бердетт-Куттс, долго смотрел ей в глаза, а потом с большим трудом произнес всего два слова, которые он знал по-французски: «Quelle horreur!» («Какой ужас!»)

На самом же деле оказалось, что персидский шах не такой уж и дикарь, как опасалась королева. Он был довольно высокого роста и при этом совсем не толстый, весьма приятной наружности и чрезвычайно подвижный. Держался с достоинством, но без всякого самолюбования. Поначалу было заметно, что королева чувствует себя смущенной, пока они сидели друг против друга в большой гостиной Виндзорского дворца в окружении британских и персидских принцев и принцесс, но позже она немного освоилась и стала вести себя более раскованно. Этому во многом способствовала и чрезвычайно открытая и добродушная манера поведения персидского гостя. Он же, напротив, не ощущал никакого замешательства и вел себя весьма непринужденно, но вместе с тем и достаточно прилично. Кроме того, шах не демонстрировал никакого желания хватать руками куски мяса и вообще предпочитал есть фрукты и запивать их водой со льдом, которую подносили ему его слуги. Одежда шаха была вся увешана драгоценными камнями, и даже вместо пуговиц на его экзотическом халате ярко сверкали крупные рубины. Пышный головной убор был просто усеян огромными бриллиантами, а на эполетах мерцали не меньшего размера изумруды.