Читать книгу - "Терновый венец Екатерины Медичи - Неля Гульчук"

– Неужели эта старая и убогая шлюха должна обогащаться за наш счет?

– И зачем только она сорок лет хранила свое целомудрие, чтобы потерять его с таким ущербом для Франции?

– Да, видно у нее очень большое вместилище наслаждений для короля, если туда провалились столько городов и замков!

– Четырех капель чернил хватило, чтобы осквернить и пустить по ветру все наши великие прошлые победы!

Однако эти нападки и жалобы подданных, о которых доносили королю, не производили на Генриха никакого впечатления. Теперь все его мысли были сосредоточены на борьбе с ересью.

Избавившись от военных забот, Диана вместе с королем возобновила борьбу с протестантами, к которым была неизменно безжалостна. Оказавшись благодаря интригам одной из главных фигур в католической партии, точно так же как поэт Маро стал певцом Реформации, она уверовала, что выполняет Божественную миссию. Ее жестокость в борьбе с протестантами стала столь чудовищной, что возмутила всех порядочных людей, даже католиков. После подписания договора в Като-Камбрези она умело направила гнев короля на нескольких советников парижского парламента, открыто протестовавших против преследований и казней реформатов.

Уязвленный Генрих решил посетить заседание парламента, дабы самому судить о его умонастроениях. По прибытии он предоставил слово генеральному прокурору Бурдену.

Верный сторонник королевской фаворитки немедленно выступил с нападками на шестерых недостаточно верующих советников, среди которых был Анн дю Бур, в лице которого повелитель королевства не увидел ожидаемой покорности.

Мужественный дю Бур взял слово, искренне ратуя, будучи католиком, за милосердие к протестантам и резко осуждая массовые убийства во имя Господа. Движимый праведным гневом, он сказал в заключение:

– Несправедливо подвергать невинных людей наказаниям, от которых избавляют развратников.

Этот намек на связь Генриха II и Дианы де Пуатье произвел эффект все сметающего на своем пути вулканического извержения. Члены парламента застыли, оцепенев от страха, сжавшись на своих скамьях в ожидании королевского гнева.

Король покраснел, однако по выходе из зала отдал приказ начальнику стражи немедленно увести дю Бура в Бастилию.

Вскоре начался открытый судебный процесс. После первого же заседания Генрих II, который на сей раз не мог скрыть свою ярость, воскликнул, что желает своими глазами увидеть, как поджарят защитника еретиков. И несчастный Анн дю Бур был приговорен к сожжению на Гревской площади, а с ним заодно и пять его единомышленников.

К счастью, из-за подготовки к свадебным торжествам наказание было перенесено.

В охваченном лихорадочным возбуждением и тяжким кипением страстей городе начинались роскошные празднества. Примирение недавних врагов, французского и испанского королей, ознаменовали династические союзы, и сполохи костров сменились гимнами в честь Гименея.

Мирным договором предрешены были женитьба Филиппа II Испанского на Елизавете, старшей тринадцатилетней дочери короля Генриха II и Екатерины Медичи, а также герцога Савойского, триумфатора Сен-Кантена, на весьма ученой сестре короля Маргарите, которой уже исполнилось тридцать шесть лет, подруге королевы.

Герцог Савойский лично явился в Париж, тогда как испанский король прислал вместо себя прославленного герцога Альбу. Филипп II остался в Брюсселе. Он дал понять, что не король Испании должен ехать за своей женой, а ее саму должны доставить ему в королевство.

В день приезда испанцев в Париж Екатерина застала свою дочь в слезах. «Бедная Елизавета! – сердце Екатерины разрывалось от жалости. – Она еще совсем ребенок, поэтому и не осознает, какая честь оказана ей судьбой! Моя дочь станет королевой великой страны!»

– Мама, – прошептала Елизавета, увидев вошедшую королеву, – я не хочу ехать в Испанию! Я ненавижу короля Испании. Он такой старый!

– Ему всего лишь тридцать два года, – напомнила Екатерина.

– Но ведь это так много! Кроме того он жесток, угрюм, молчалив и очень подозрителен. Рассказывают, что он по четыре часа в день стоит на коленях и возносит молитвы Господу. Я боюсь его!..

– В преданности короля Испании католической вере я не вижу ничего плохого, – резко оборвала дочь Екатерина.

От послов она много слышала об испанском короле, которого многие называли бумажным королем. С утра до позднего вечера король сидел за своим рабочим столом, просматривал множество деловых бумаг, в том числе и маловажных, заполнял их длинными замечаниями и нравоучениями на полях и даже педантично исправлял ошибки. За рабочим столом он ткал бесконечную паутину указаний, военных приказов и внешнеполитических интриг, которые должны были охватить все страны. Но каким бы ни был Филипп II, он был королем!

И Екатерина назидательно произнесла:

– Елизавета, ты не должна прислушиваться к сплетням! Ты выходишь замуж за короля великой страны!

Елизавета со слезами бросилась к ногам матери.

– Я не хочу покидать тебя и отца, мама!

Екатерина подняла дочь с колен, нежно привлекла к себе. Она рассказала дочери о своем приезде во Францию, о том, как со временем полюбила эту чужую для нее страну.

Дочь, внимательно слушая мать, постепенно успокаивалась.

– Я люблю твоего отца. Надеюсь, что и ты со временем полюбишь своего мужа.

– Мама, дурные предчувствия преследуют меня, – пожаловалась Елизавета.

Королева вздрогнула, чтобы скрыть чувство растерянности, которое овладело и ею, она прижалась к дочери.

– Запомни, моя дорогая, тебе очень повезло. Совсем скоро ты станешь королевой Испании! Это огромная честь для тебя!

Солнечным июньским утром герцог Альба в сопровождении испанских грандов, французского короля и королевы и их свиты вошел в опочивальню будущей королевы Испании. Закатав штанину на левой ноге, герцог коснулся левой ножки дрожащей от страха Елизаветы, возлежащей на роскошном брачном ложе.

Свадьба французской принцессы и испанского короля была объявлена свершившейся, и герцог Альба, полный гордости и достоинства за исполненный долг, покинул спальню Елизаветы, ставшей с этой минуты королевой Испании!..

По Парижу тут же из уст в уста стало передаваться меткое выражение:

– Дело одной ноги свершилось!

Вскоре улица Сент-Антуан превратилась в декорацию для многодневных королевских турниров.

На всех перекрестках города глашатаи выкрикивали королевский указ:

– Именем короля Генриха II! После долгой и жестокой войны, на которой не ведавшим отдыха оружием были пролиты реки человеческой крови, всем гражданам повелевается с чувством радости, облегчения и ликования восславить это великое событие.

Для французов любой праздник был в радость. Торжества по случаю двух свадеб и заключения мира сулили избавление от уныния и возможность наконец-то потанцевать, повеселиться, выпить вина больше, чем обычно.