Читать книгу - "Возвратный тоталитаризм. Том 1 - Лев Гудков"

Таблица 59.2

Как вы считаете, возможно ли сейчас в России честное и беспристрастное расследование злоупотреблений и преступлений людей, стоящих у власти?

Октябрь 2010 года. N = 800.

Таблица 60.2

За годы своего пребывания у власти Путин многим помог занять высокие и «денежные» посты. Как вы считаете, каким образом эти люди относятся и будут относиться к Путину в будущем?

Июнь 2012 года. N = 800.

Особый эффект лжи нынешнего режима (высшего руководства, чиновничества, политиков) возникает из сознания полной неподсудности и невозможности привлечь этих людей к ответственности, всеобщего понимания, что социальные институты ответственности и контроля (прокуратура, Следственный комитет, правоохранительные органы, суд, низовая администрация, СМИ, чиновничество) находятся в их полном распоряжении и на страже их интересов, что суд будет защищать их от любого вида критики и привлечения к ответственности. Лучше всего это видно на примере самого российского президента, отличающегося патологической лживостью, которую он, видимо, отождествляет с силой и политическим искусством. Никто из публичных людей не осмеливается сказать, что Путин постоянно лжет, компенсируя собственное сознание неприличия подобного поведения упреждающим и шокирующим хамством, недостойным для государственного чиновника, занимающего высший пост в стране. Но в российской ситуации как раз «приличия» мало что значат в сравнении с демонстрацией силы как признака статуса, «величия» маленьких людей. Комплексы человеческой неполноценности здесь настолько очевидны (равно как и формы их вытеснения), что будто бы и не нуждаются в анализе и интерпретации, что явно неправильно с точки зрения изучения текущей политики. Но тем не менее о них публично не говорят, а если и говорят, то лишь ругаются, не объясняя, что и почему. А между тем эти особенности поведения чрезвычайно важны своей знаковостью и опознаваемостью массой: он ведет себя в этом плане «как все», что делает его понятным и объяснимым, хотя и «не своим». (Точно так же ведет себя и другой диктатор – А. Лукашенко^[297]). Чувство безнаказанности выражается в наглом блатном шике и патологической потребности в унижении окружающих (символические формы их «опускания»), причем – всех, а не только своих противников. Этот перенос вины с самого себя на жертву своего произвола – один из характернейших признаков «плутовских фигур на вершине власти»^[298], принятой стилистики правительственной, чиновничьей или депутатской демагогии, равно как и симптом постоянной негативной селекции человеческого материала в действующей институциональной системе власти. Массовое сознание воспринимает не отдельные обещания или программные цели, которые выдвигает режим, принципы, которые провозглашает власть (они пропускаются мимо ушей, даже не в силу недоверия, сколько из-за отсутствия средств их рациональной оценки и возможности осознать последствия такой политики), а общий тон, стилистику господства, за которой угадываются, исходя из всего предшествующего опыта поколений, реальные практики управления, интересы правящей верхушки. Имитация самодержавия путинской администрацией на деле свидетельствует лишь о границах и возможностях технологического манипулирования обществом, экономикой, иностранными партнерами, что предопределяет временные рамки существования режима, характер его исторической неустойчивости^[299].

Особое, отличное от советских времен восприятие лжи в путинской России может объясняться несколькими обстоятельствами: во‐первых, в советское время границы между разными сферами жизни (номенклатуры и обывателей) были гораздо более выраженными и прочными, система привилегий втягивала разные группы людей, заставляя их участвовать в коррупционных сделках с государством и молчать, «не возникать» по мелочам, борясь за место под солнцем. Сегодня границы смазаны или стали другими, во всяком случае, система подкупов так уже не работает. Коммуникационная структура общества стала несравненно более сложной и дифференцированной, проникающей в зоны или на этажи, ранее недоступные для публичного внимания, охватывающего значительно большее число уровней социума. Во-вторых, система социальной стратификации существенно изменилась, она уже не носит столь жесткого номенклатурно-иерархического характера. Коррупция или политические консенсус разных элит и властных группировок предполагает демонстративные формы влияния или статуса, переход к демонстративному потреблению (включая и демонстрацию доступа к властным ресурсам – вертушки, коттеджи за заборами в охранных зонах, исключение из общих правил и т. п.). Поэтому наглая лживость оказывается не случайной: она – индикатор статуса во власти, показатель исключенности из действия общих законов. Избирательное судопроизводство обеспечивает и укрепляет такое положение дел, позволяет замять преступления самих высших чиновников или их родственников^[300].