Читать книгу - "Другая Россия. Исследования по истории русской эмиграции - Олег Будницкий"

еще до лета приблизительно в таком составе: беллетристика: Бунин («Темные Аллеи»), Сирин (обещанное им начало нового его романа), я и, быть может, А. Л. Толстая. Полубеллетристический материал: работа Цетлина о «кучке» — биографический материал, связанный с этими композиторами. Статьи: Ваша, Керенского, быть может Паниной, Авксентьева, моя. Работа Зензинова о русских монастырях в Финляндии, об их культурной роли он вывез интересные материалы^[705]. Быть может, научная статья Ростовцева и воспоминания Милюкова. И, во всяком случае, большой, хорошо поставленный критико-биографический отдел. Надеемся на Ваше участие также и в этом отделе? Имени редактора и самого этого слова, вероятно, не будет (курсив Алданова. — О. Б.)^[706].

Карпович от своей идеи не отказался, оговорив некоторые технические детали по подготовке и рассылке обращения «тиражом» 50–100 экземпляров, и добавлял: «Вкладывая его в конверт, я буду еще писать краткие, но выразительные, личные письма и рассылать их по своему списку». «Обращение это я имею в виду сделать лишь от себя, — пояснял Карпович. — Вся моя идея заключается в том, что мы, „здешние“, должны исполнить свой долг и сделать это жертвенное усилие для того, чтобы помочь созданию единственного в мире свободного русского журнала».

Любопытно, что в этом же письме Карпович указывал на еще один возможный — и весьма экзотический — источник средств. Он обсуждал планы создания журнала с Е. И. Рабиновичем, «химиком и поэтом, который сначала жил в Германии, потом в Париже, а последние годы в Англии». Теперь он занимался исследованиями в Массачусетском технологическом институте. Рабинович посоветовал обратиться к своему родственнику, Сергею Дмитриевичу Рубинштейну, обитавшему в Нью-Йорке и нажившему миллионы «на каких-то делах». Интерес же этого эпизода в том, что Рубинштейн был сыном некогда знаменитого петербургского банкира «Митьки» Рубинштейна, приятеля Г. Е. Распутина. «Рабинович почему-то думает, — информировал Карпович Алданова, — что Рубинштейн, из тщеславия, может дать деньги на журнал»^[707]. Судя по всему, Алданов предпочел не обращаться к Рубинштейну-младшему.

«Насколько я могу судить, журнал будет во всяком случае, так что мы уже обращаемся к жертвователям с просьбой о деньгах, — писал Алданов несколько дней спустя. — […] Текст обращения я составлю, размножу и скоро Вам пришлю. Ради Бога, простите, что возлагаем на Вас такой труд: многочисленные письма». В этом же письме он сообщал о проекте покупки половины паев «Нового русского слова», старейшей русскоязычной газеты в США, с тем, чтобы редакция «целиком перешла к Керенскому и приезжающему Коновалову^[708]. Разумеется, если газета будет, то я, как, конечно, и Вы, буду в ней писать. Но журнал во всех отношениях интересует меня гораздо больше»^[709].

Заметим, что проект приобретения «собственной» газеты закончился полной неудачей. Владельцы запросили за нее 55 тыс. долл., что было совершенно неподъемно для группы состоятельных эмигрантов, намеревавшихся приобрести «рупор» для левых политиков, перебравшихся в США. Однако эта неудача имела и некоторое положительное значение: «мы можем считать себя свободными», — констатировал Алданов^[710]. Следовало интенсифицировать усилия по сбору средств. Было признано, что письмо лучше печатного экземпляра. Это была этика едва ли не девятнадцатого века. Считалось, что уважаемым людям надо писать собственноручно. Для начала Алданов изготовил восемь экземпляров обращения и отослал их Карповичу для рассылки в сопровождении его собственного личного письма: «Если можно, начните с восьми жертв», — острил Алданов^[711].

Тем временем «портфель» журнала наполнялся: «Бунин сообщил мне, что уже выслал мне рукопись своей новой книги „Темные Аллеи“», — сообщал Алданов в середине апреля^[712]. Однако в связи с некоторыми — на сей раз благоприятными для нобелевского лауреата — обстоятельствами растаяли надежды на переезд Бунина в США. В «Нью-Йорк Таймс» было напечатано письмо Бунина с просьбой оказать ему материальную поддержку. «По этому письму к А. Л. Толстой поступило около 500 долларов пожертвований в пользу Бунина. Это его обеспечивает чуть ли не на год, а если так, то, по-моему, — вполне резонно предполагал Алданов, — он не решится на „скачок в неизвестное“, то есть на поездку в Америку. Да ему и трудно по семейным обстоятельствам. Я чрезвычайно этим огорчен и даже удручен»^[713].