Читать книгу - "1937. Большая чистка. НКВД против ЧК - Александр Папчинский"

Проверяя в декабре 1934 года деятельность Управления НКВД, одним из главных пунктов обвинения ленинградских чекистов «в преступной самоуспокоенности и оперативном бездействии» стало дело секретной сотрудницы М.Н. Волковой (кстати, официально она трудилась домработницей и детской няней в семье секретаря председателя Ленинградского облсовета И.П. Ильина). В августе 1934 года во 2-е отделение ОО УГБ УНКВД было передано сообщение (письмо) Волковой. В нем сообщалось, что в Ленинграде существует нелегальная контрреволюционная организация «Зеленая лампа» (общая численность 700 бывших кулаков). Руководителем этой организации якобы являлся бывший царский генерал Карпинский. Участниками «Зеленой лампы» готовилась серия террористических актов, в том числе и организация убийства С.М. Кирова^[52].

Разработкой этого сообщения и ряда других агентурных материалов, поступивших от Волковой, занялся оперуполномоченный ОО УГБ УНКВД Г.А. Петров. Вскоре чекист пришел к заключению — секретный сотрудник дает неоправданные и провокационные донесения.

На оперативном заседании Медведь, выслушав сообщение о деле Волковой, заявил: «Я от своей сети получаю «легендарные» дела… Проверка таких данных лишь пустая трата времени и (вообще)… Волкова является социально опасным элементом, поскольку она клевещет на людей и неправильно информирует в своих письмах органы»^[53].

Фактически ленинградские чекисты были уже готовы, что называется, «спустить дело на тормозах», но тут в ход событий вмешивается сама «агентесса». 26 октября 1934 года она подает жалобу на Петрова, ее получателем оказался оперативный секретарь УНКВД Белоусенко. Тот отнесся к этой «бумаге» крайне безразлично, тогда Волкова, что называется, пошла выше. Следующим ее адресатом стал уже сам Киров. В своем письме первому лицу города она продолжала настаивать на существовании крупной контрреволюционной террористической организации. Кураторы Волковой быстро решили проблему в лице агента, вышедшего из-под контроля. 28 октября 1934 года Волкову отправили на лечение в Обуховскую психиатрическую больницу, где больной поставили диагноз «систематический бред преследования».

Уже после убийства Кирова «материалам» Волковой дали новый ход. Она даже удостоилась личного приема у Сталина, а ленинградских чекистов обвинили «в притуплении бдительности». В конце декабря 1934 — начале 1935 гг. по агентурным сообщениям Волковой было вскрыто шесть контрреволюционных групп, четыре из них ставили своей целью «организацию террористических актов против руководителей Советского правительства». Под арестом оказались и те чекисты, кто непосредственно курировал Волкову, либо знал о ее «масштабных» донесениях — Янишев- ский, Бапьцевич, Мосевич, Белоусенко и Петров.

Обстоятельному изучению подверглась система организации личной охраны С.М. Кирова. Нужно сказать, что охрана первого лица ленинградского руководства была поставлена плохо. Первоначально за Кировым значилось лишь три человека — М. Борисов, Л. Буковский (т. н. прикрепленные) и неофициальный сотрудник ОГПУ — швейцар дома, где проживал Сергей Миронович (он жил на улице Красных Зорь (ныне Каменноостровский проспект) в доме 26/28 и занимал на четвертом этаже квартиру с двумя выходами). Первые два охраняли Кирова в Смольном, в его поездках по городу, на заводы, фабрики, охоту и в командировках. Осенью 1933 года охрану усилили, численность гласной и негласной охраны возросла до 15 человек. Теперь первого секретаря обкома ВКП(б) охраняли постоянно. Для этого выделялась автомашина прикрытия с двухсменной оперативной группой сотрудников^[54]. Но численность охраны не всегда улучшает ее качество. Сам Киров, конечно, тяготился своими «соглядатаями». Игнорировал отдельный вход в Смольный, проходя на рабочее место через общий подъезд, любил пешком ходить по городу. Он постоянно жаловался Медведю, что многочисленная охрана слишком уж опекает его. Начальник УНКВД дал распоряжение — «прикрепленным» сотрудникам держаться от «объекта» подальше и по возможности не попадаться тому на глаза.

В феврале 1934 года «объект» даже сумел уйти от плотного наблюдения гласных и негласных сотрудников ОГПУ. Персональный автомобиль Кирова подъехал к дому на улице Красных Зорь, но оказалось, что Сергей Миронович уже покинул квартиру. Как и куда он ушел, никто не видел, в том числе и гласная, и негласная охрана. После больших треволнений член Политбюро ЦК ВКП(б) был найден. Оказалось, что Киров, «вырвавшись на свободу», дошел пешком до Невы, по льду пересек реку, и только на другом берегу был обнаружен растерявшимся охранником М.В. Борисовым.

Попытки чекистов внушить Кирову, что не следует пренебрегать собственной охраной, никакого действия не возымели. В ноябре 1934 года Губин сообщал в ГУГБ НКВД: «Киров по-прежнему не разрешает охрану, во время последней поездки по городу заметил сопровождавшую машину, предложил Медведю… прекратить сопровождение»^[55].

Странно выглядела фигура и одного из «личных телохранителей Кирова», оперативного комиссара М.В. Борисова, погибшего в таинственной автомобильной катастрофе по дороге в Смольный на допрос к Сталину. Борисов вызывал недоумение у многих коллег Сергея Мироновича: «Пожилой, сугубо штатский и уставший человек», он совершенно не годился на должность «прикрепленного» к одному из влиятельных членов Политбюро ЦК ВКП(б). Этот 53-летний «чекист» (на пять лет старше Кирова) оказался «молодым коммунистом», так как был восстановлен в партии в мае 1931 года, откуда ранее выбыл в 1920 году, попав в польский плен. Вернувшись из плена, он с 1921 года работал агентом по снабжению и кладовщиком в Петроградском отделе Наробраза, где был завербован чекистами в секретные сотрудники и лишь, затем попал «в штат» ОГПУ^[56]. В его прямые обязанности входило: встречать Кирова у подъезда Смольного, сопровождать его до служебного кабинета, находиться в приемной во время его работы, сопровождать до выхода из Смольного, а также выполнять иные распоряжения руководства по охране Кирова.

Вообще фигура Борисова чрезвычайно напоминала старорежимного «дядьку» при молодом барчуке или, что более вероятно, «старшего евнуха» в серале восточного владыки, посвященного во все интимные тайны своего хозяина. Во всяком случае, его показания были невыгодны Медведю, проморгавшему за очередной интрижкой Кирова смертельную угрозу жизни партийного руководителя. Не нужны были показания Борисова «о грязном белье» Мироныча и Сталину, решившему представить убийство как результат политического заговора «зиновьевцев». Было ли решение об устранении нежелательного свидетеля, или автомобильная авария лишь результат стечения обстоятельств — до сих пор остается тайной. Но факт остается фактом — Борисову не суждено было живым преодолеть несколько кварталов, отделяющих ленинградский Большой Дом от Смольного…