Читать книгу - "Инквизиция. Царство страха - Тоби Грин"

Шлем упал с головы Арбуэса, инквизитор рухнул на пол^[98].

Арбуэса унесли домой. Он умер перед рассветом.

Новость моментально распространилась повсюду. По всему городу пронесся клич: «А fuego con los conversos!» («В огонь вместе с конверсос!»)

Только благодаря вмешательству дона Алонсо де Арагона, вице-короля и архиепископа Арагона, появившегося верхом на коне в толпе, чтобы успокоить ее, квартал конверсос удалось спасти от факела^[99]. Приняли решение, что виновных накажет инквизиция, но квартал не будет сожжен дотла.

Расследование началось сразу же. Небезызвестный великий инквизитор Томас де Торквемада направил трех инквизиторов вместо одного Арбуэса. Допросили главных подозреваемых. Одним из тех, кого схватили, оказался Дуранцо. После пыток он дал признательные показания. Ему пообещали помилование, если он назовет имена сообщников, и арестованный выдал всех. Закончив, он потребовал помилования. Ему сообщили: в отличие от всех остальных заговорщиков ему не отрубят кисти рук перед тем, как повесят, растянут и четвертуют. В этом-то и будет заключаться помилование^[100].

Так начались костры в Сарагосе. В 1486 г. там провели не менее четырнадцати аутодафе: сожгли сорок два живых человека, а еще четырнадцать — символически. Для увеличения страха в обществе и более глубокого воздействия аутодафе на публику великий инквизитор Торквемада приказал: за две недели до проведения каждой казни конные глашатаи должны публично объявлять об этом событии по всему городу^[101].

Так инквизиция впервые превратила аутодафе в настоящее общественное мероприятие. Начался тотальный террор против общин конверсос. Многим пришлось бежать.

Среди жертв оказались трое предков французского философа Мишеля де Монтеня — Хуан Фернандо Лопес де Вильянуэва, его сын Мизер Пабло и их кузен Рамон Лопес. Остальная семья бежала во Францию, в Антверпен и Лондон. Но страх сохранялся еще в течение нескольких последующих поколений^[102].

После этих событий в Сарагосе гнев народа на инквизицию прорывался редко, его сдерживал страх. Но даже до того, как злоба затуманила сознание людей, конверсос не оказались одиноки в своем недоверии к новому учреждению. Это показали события в Теруэле и первоначальная реакция в Сарагосе^[103]. Подозрительность и сопротивление, которыми встречали инквизицию, возникли, поскольку она стала особой организацией, которая стала по-новому обращаться с народом.

Это обращение казалось чрезмерно жестоким. Но прошло совсем немного времени, и жестокое обращение стало казаться нормальным, а страх перед новым учреждением превратился в образ жизни.

Испания во время правления католических королей была уникальной страной Европы. Евреи прибыли туда еще до рождения Христа^[104]. А со вторжением мавров в 711 г. из Северной Африки произошла крупномасштабная миграция. Даже после освобождения ее христианами, одержавшими самые решительные победы в середине XIII века^[105], Испания благодаря смеси культур оказалась ближе к мусульманскому обществу, чем вся остальная Европа.

Физическая география могла бы привязать Иберию к землям севернее Пиренеев. Но в те времена представления о пространстве с географической точки зрения были ограниченными. То обстоятельство, что Испанию воспринимали как исламское пространство, оказалось значительно важнее^[106]. Гости из Северной Европы видели наследие конвивенсии (многовекового совместного проживания христиан, евреев и мусульман на полуострове). Они считали испанцев смешанной категорией людей, живущих в одном месте.

Например, представляло интерес, как люди одевались.

Собирались ли женщины Испании пойти на званый вечер или занимались домашней работой, они покрывали голову токадо. Это свободный головной убор с накидкой (иногда из бархата, иногда из сатина), которая спускалась на шею^[107]. Большинство женщин предпочитали для своих одеяний шелк, изготовлении которого восходило к традициям мавританской Андалузии^[108].

Мужчины во второй половине XV века предпочитали одеваться в мавританском стиле. Во времена правления Энрике IV (1454–74) этот обычай оказался настолько распространенным, что «тот, кому удавалось лучше всех подражать маврам, больше остальных угождал королю»^[109]. И в 1497 г. король Фердинанд явился в Бургос со своей свитой вельмож, одетых точно в таком же мавританском стиле. Они прибыли на празднование помолвки принца Хуана^[110].

Аксессуары в мавританском стиле для мужчин включали сайо — нательный плотно облегающий костюм типа комбинезона, на который надевали остальные предметы одежды. Имелись и плащи с капюшонами (двух типов — альборноз и капеллар)^[111].

Всем остальным европейцам казались экзотическими даже испанцы-христиане. Секретарь барона де Росмитала, посетивший Бургос в середине XV века, сообщил о доме дворянина-христианина, где все женщины были «роскошно одеты в мавританском стиле, соблюдали мавританские обычаи в своей одежде, в еде и в напитках… Они прекрасно танцевали в мавританском стиле. Все были смуглыми, их глаза — черные»^[112].

Присутствие мавров более семи столетий (большую часть этого времени они занимали господствующее положение) оставило в Иберии глубокий след, который не смогло уничтожить завоевание Гранады в 1492 г. Напротив, даже наиболее распространенное в настоящее время испанское восклицание «Оле!» происходит от арабского «Ва-л-лах!» («О, Боже!»)^[113]