Читать книгу - "Человек третьего тысячелетия. Эволюция. Разум. Антропология - Андрей Буровский"

Так было не только в России! С каким достоинством беседует с «милордом» владелец железоделательного предприятия с промышленного севера Англии – самостоятельный, прагматичный, уверенный в себе!

Сын этого буржуя намеревается жениться на одной из служанок «миледи», и он пришел в дом дворянина, как равный к равному. Детски обидчивый, капризный «милорд» может думать все, что угодно, – но буржуй от него не зависит! «Буржуй» считает, что его сыну нужна образованная жена, – и ему плевать, что школу для девочек, организованную миледи, милорд считает вполне достаточной. Он считает иначе – и баста. И будет так, как решил он, а не милорд.[17]

Конечно, максимальную свободу давал именно либеральный, ныне покойный капитализм. Тогда, в XIX веке, человек любого происхождения, действительно мог стать невероятно свободным от условностей, от давления общества.

И была такая поговорка: «Хозяин – барин».

Не одно золото ищут на севере герои Джека Лондона! Дико невежественные, примитивные, они тем не менее могут обогатиться и тем самым утвердить свое право жить так, как им хочется. И плевать они хотели на тех, кому это не нравится. Как старик из рассказа Джека Лондона: семья потеряла все свое состояние, а старик вернулся с Клондайка с деньгами – и все откупил обратно.[18]

Принято высмеивать купчиков из пьес Островского, считать их эдакими нелепыми самодурами. Но ведь и эти купцы пусть уродливо – но утверждают свою личность! Вот хотят жить именно так – куролесить, бить зеркала и полицейских – и могут себе позволить!

Так и сегодня обеспеченный буржуй может жить где он хочет, делать что ему нравится и быть свободным от всего, что ждут и что хотят от них другие.

Вторая прелесть капитализма: это товарное изобилие. Можно сколько угодно ругать капитализм, а все же приятнее, когда всё необходимое для жизни,

ну, почти всё,

можно пойти и купить. Читатели постарше могут помнить еще советскую власть. Тогда жить было нетрудно, но вот «пойти и купить» можно было не всегда и не все. Тот, кто помнит внезапно вспыхивающий дефицит на мыло, электролампочки, мужские трусы, наволочки, сахар или чай, особенно трепетно относятся к этой прелести капитализма.

Напомню еще – все 1970–1980-е годы, добрые двадцать лет, страшным дефицитом были хорошее женское белье, обувь, косметика. И книги. Эти виды дефицита не «вспыхивали», а никогда не исчезали. Совсем.

Крик:

– Девки, колготки «выбросили!»

И учреждение пустеет: все помчались добывать «дефицит».

Помню, как в 1982 году спускался по обледеневшим ступенькам, прижимая к груди купленные колготки: для всех! Для мамы… Для жены… Для подруги… Для жены друга…

Тем, кто громче всех ругает капитализм, было бы полезно эдак на месяц вернуться в Советский Союз.

Третья прелесть капитализма: это технический прогресс.

Его тоже полагается ругать, но ведь именно техническому прогрессу мы обязаны строительством множества комфортабельных домов, изобилием еды из разных регионов мира, как и изобилием лекарств.

Тем, кто особенно рьяно ругает технический прогресс, было бы особенно полезно с месяц пожить в курной избе, добывая пропитание путем вскапывания и прополки огорода (не шести соток, а эдак с полгектара). И приготовляя пищу на плите, которая топится дровами.