Читать книгу - "Перл-Харбор. Ошибка или провокация? - Сергей Зубков"

После успешной атаки английских торпедоносцев в бухте Таранто в Британии был проведен ряд экспериментов — теперь торпеды можно было сбрасывать с самолетов и в относительно мелкие воды, в ил они больше не закапывались. Англичане поставили союзников в известность о своих достижениях. В феврале и июне 1941 г. военно-морское министерство направило извещение как Киммелю, так и Блоху о том, что малые глубины теперь не могут служить надежной защитой от торпедоносцев. Но адмиралы не обратили внимания на письмо, они по-прежнему считали, что возможность «воздушной торпедной атаки по Пёрл-Харбору ничтожно мала»^[760]. Сети, которых на Оаху вообще не было, так и не заказали. Дело в том, что командующий Тихоокеанским флотом считал торпедную атаку в принципе возможной, но с подводных лодок, а от этой угрозы флот был защищен противолодочной сетью, перегораживавшей вход в бухту.

В конечном итоге все меры, предпринятые Киммелем по усилению обороноспособности базы, были поверхностными. По большей части он оставил все, как было, до его вступления в должность. Но в ситуации 1941 г. четкое следование уставам было явно недостаточным для обеспечения обороны острова и флота.

Командующий Гавайским округом, не особенно стремившийся наладить координацию с ВМС, все же понимал, что в деле защиты острова с воздуха силы лучше объединить. 28 марта он подписал с адмиралом Блохом соглашение о разграничении ответственности в использовании авиации. Так, дальнее патрулирование возлагалось на 14-й военно-морской округ, а при использовании для этих целей армейских самолетов они подчинялись штабу 14-го округа. В случае использования авиации ВМС для обороны о. Оаху (наземные цели), она переходила в подчинение командованию Гавайского округа. При использовании армейских бомбардировщиков для ударов по морским целям они переходили в подчинение ВМС. В 1941 г. были даже проведены учения по отработке данного соглашения, которые показали, что наладить взаимодействие армейских и морских ВВС на удовлетворительном уровне вполне возможно. Но документ вступал в силу лишь после объявления войны^[761].

Нормальная система связи между командующим Тихоокеанским флотом, Гавайским округом и 14-м округом фактически отсутствовала. Взаимной координации действий не было. Флот и армия даже степень боеготовности повышали, не информируя друг друга. В противоположность служебным обязанностям личные отношения трех высших офицеров сложились довольно теплые. Давая показания комиссии по расследованию катастрофы в Пёрл-Харборе, генерал Шорт заявил: «Адмирал Киммель, адмирал Блох и я были в очень дружественных отношениях». Генерал, посредственный игрок, тем не менее предпринял попытку налаживания отношений с командующим Тихоокеанским флотом через гольф. Оба они периодически встречались с клюшками наперевес. Адмирал играл не ради спорта, а в терапевтических целях, поддерживал форму, гольф не доставлял ему удовольствия. Шорт вообще с трудом выдерживал партию, быстро уставал и при переходах от лунки к лунке присаживался практически на каждой скамеечке. Эти спортивные состязания больше напоминали самобичевание двух престарелых офицеров ради налаживания контакта. Экзекуции дали свой результат. «Спасибо Богу, что генерал Шорт и я, — говаривал Киммель, — хорошие друзья официально и наделе»^[762].

Но друзья на площадке для гольфа даже и не пытались наладить подобные отношения по рабочим вопросам. Шорт опасался, что если его контакты выйдут за рамки светских, то флот начнет вмешиваться в дела его округа, а этого он терпеть не собирался. Он просто решил не доводить ситуацию до подобного состояния. В гольф играть — пожалуйста, а совместные планы разрабатывать — ни-ни. Он не сообщил Блоху и Киммелю о степени боевой готовности, введенной накануне японского нападения, считая, что и так все ясно. Адмиралы оказались достойны своего визави и не удосужились поинтересоваться о том, что происходит в округе. Они также не поставили своего коллегу в известность о действительном состоянии дальней воздушной разведки.

Все это были не отдельные ошибки или изолированные эпизоды — отсутствие координации было системным. Формула «не спрашивают — не говорим» была своеобразным кредо для всех троих. Наиболее яркий пример: когда Киммелю и Блоху доложили данные разведки о том, что японское консульство получило приказ уничтожить все документы и шифры и приступило к выполнению распоряжения, они даже не удосужились поставить в известность Шорта. Главком ВМФ просто решил, что эти данные поступят к генералу из военного министерства, что зря телефон крутить? Большинство офицеров, знавших о происходившем в консульстве, сделали однозначный вывод — война! Только два высших адмирала почему-то пропустили смысл японского приказа. Случай, описанный в любом учебнике, не произвел впечатления — просто мистика! Данный факт как-то расходится с характеристикой Киммеля, как очень умного и инициативного офицера.

Но армия и флот — две самостоятельных ветви вооруженных сил, их несогласованность можно объяснить, хотя и нельзя оправдать. Но и на самом Тихоокеанском флоте царил кавардак совершенно необъяснимый. Вступив в должность главкома, Киммель назначил Блоха офицером по обеспечению обороны базы. Была такая должность в штатном расписании флота. Главком просто стремился повысить эффективность работы. Блох, как командующий военно-морским округом, и так отвечал за оборону Пёрл-Харбора, поэтому Киммель решил передать ему дополнительные силы, выделяемые флотом для этих целей. Адмирал с радостью согласился — в итоге ПВО ВМС остались без командира. Дальняя воздушная разведка, возложенная на авиацию ВМС, фактически не проводилась, так как адмирал Киммель считал, что теперь Блох «был ответственным за дальнюю авиационную разведку и имел необходимые самолеты…»^[763]. В то же время Блох считал, что приказы должен отдавать Киммель, как непосредственный начальник офицера по обороне базы. Летчики же воспринимали своим начальником командующего 14-м округом^[764]. Авиационной разведкой никто теперь не управлял, а ответственность перебрасывали, как теннисный мячик через сетку.

В апреле международная ситуация складывалась таким образом, что США были на грани вступления в войну с Германией, в связи с чем все больше кораблей перебрасывалось в Атлантику. В Вашингтоне считали, что восполнить ослабление ВМС в Тихом океане можно за счет авиации. Усилить воздушную оборону острова предполагалось переброской дополнительных 35 «Б-17», 35 бомбардировщиков среднего радиуса действия, 105 скоростных перехватчиков, 65 истребителей и 13 легких бомбардировщиков^[765]. Позже, к середине 1942 г., планировалось доставить на Гавайи еще 136—204 новых тяжелых бомбардировщика. Но расписание поставок постоянно срывалось (ленд-лиз и Европа отнимали самолеты). К апрелю 1941 г. вместо 35 «Б-17» на остров прибыла лишь 21 машина. Но 9 из них были тут же отправлены на Филиппины. Теперь, кроме причин организационного характера, дальняя авиационная разведка страдала еще и от нехватки самолетов. К декабрю 1941 г. на Гавайях было около 150 перехватчиков и истребителей, из них 2/3 были новые истребители «П-40», однако из-за недостатка запасных частей многие из этих самолетов были небоеспособны, а те, которые были готовы, использовались в основном для учебных полетов.