Читать книгу - "Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама - Барбара Такман"

Между тем небосвод внутренней политики затягивало свинцовыми тучами. Стремление к безграничной эскалации конфликта, которое усиливалось подобно аппетиту во время еды, уже не принималось безоговорочно, поскольку это была война с весьма туманными целями. Требование Уэстморленда разом увеличить численность войск во Вьетнаме на 70–80 тысяч человек на время снимало вопрос о призыве резервистов, но, как и предупреждал своего шефа Макнотон, только перенесло решение проблемы «со всеми ее ужасными последствиями» на худшие времена, то есть на 1968 год, когда проходили выборы. Макнотон обратил внимание на резкий рост общественного недовольства, причиной которого стали потери среди американских военнослужащих (так, в 1967 году они насчитывали 9000 убитых и 60 000 раненых), опасения по поводу возможного разрастания масштабов войны, а также «глубокое огорчение по поводу многочисленных страданий, причиняемых» жителям обеих частей Вьетнама. «Широко распространилось и укоренилось мнение, что „правящие круги“ спятили… что мы до смешного долго выбираемся из этого положения… Большинство американцев не знает, как мы угодили туда, где сейчас находимся… Все хотят, чтобы война закончилась, и ожидают, что президент положит ей конец. Добившись успеха или как-то иначе».

Если «иначе» означало «выйдет из нее», альтернативу вполне можно себе представить. Постепенно Джонсон приходил к пониманию, что ни при каких обстоятельствах вьетнамская неразбериха не должна лишить его тех преимуществ, которых он добился. Военные успехи не могли положить конец войне за полтора года, остававшиеся до окончания срока его президентства, и в условиях приближавшихся выборов он просто не мог выйти из войны и «потерять» Вьетнам. Ему предстояло столкнуться с проблемой призыва резервистов, ростом потерь среди военнослужащих и протестами общества. Он оказался в западне и, по мнению Мойерса, это понимал. «Он чувствовал, что война уничтожит его как политического деятеля и дискредитирует его президентство. Он был несчастным человеком».

Джонсон испытывал давление как со стороны правых, так и со стороны военных, которые через своих представителей в Конгрессе выражали растущее негодование ограничениями. В августе 1967 года Комитет по делам вооруженных сил дал выход этому негодованию на открытом заседании во время слушаний в подкомитете, которые проходили под председательством сенатора Джона Стенниса. Еще до заслушивания свидетельских показаний Стеннис высказал свое мнение, заявив, что приостановка или ограничение бомбардировок будут «фатальной ошибкой».

Адмирал Юлисез Грант Шарп, который тогда руководил ВВС Командования вооруженных сил США на Тихом океане, привел еще более энергичные аргументы в пользу продолжения операций военно-воздушных сил. Он зачитал великолепные отчетные данные по вылетам В-52. В них говорилось о нанесении ущерба казармам, складам боеприпасов, электростанциям, железнодорожным сортировочным станциям, сталелитейным и цементным заводам, аэродромам, военно-морским базам, мостам — и в целом о «широкомасштабном нарушении экономической деятельности» и работы транспорта, уничтоженных урожаях и увеличившейся нехватке продовольствия. Без бомбардировок, заявил он, Север мог бы удвоить свои силы на Юге, что потребовало бы от Соединенных Штатов ввести дополнительно не менее 800 тысяч военнослужащих, одно пребывание которых обошлось бы казне в 75 миллиардов долларов. Он осудил всех, кто предлагал приостановить бомбардировки, ведь так они позволят врагу восстановить пути снабжения, восполнить свои силы на Юге и усилить грозную противовоздушную оборону. Шарп с искренним пренебрежением относился к выбору гражданских целей, считая их слишком удаленными и не представляющими интереса. Если гражданские власти, утверждал он, недвусмысленно намекая на систему принятия решений во время ленча по вторникам, примут во внимание советы военных, то снимут все ограничения на удары по «привлекательным» целям в таких жизненно важных районах, как Ханой и Хайфон, положат конец длительным задержкам с утверждением целей, и тогда бомбардировки станут гораздо более эффективными. Их приостановка стала бы настоящим «бедствием», поскольку продлила бы войну на неопределенное время.

Выступление министра обороны Макнамары поставило все эти тезисы под сомнение. В весьма экспрессивной манере он привел доказательства того, что бомбардировки не смогли в значительной степени снизить интенсивность проникновения на Юг людских ресурсов и снаряжения с Севера и оспорил доводы военных в пользу снятия ограничений и разрешения наносить удары по более удаленным целям. «У нас нет оснований считать, что это сломит волю северовьетнамского народа или заставит его лидеров усомниться в своих идеалах… или внушит им уверенность в том, что их будут бомбить до тех пор, пока они не сядут за стол переговоров». Таким образом, министр обороны признал, что вся американская стратегия является бесполезной. Продемонстрировавшие наличие открытого конфликта между гражданскими и военными, эти слушания стали настоящей сенсацией.

Доклад, с которым на слушаниях выступил сенатор Стеннис, представлял собой яростную критику вмешательства гражданских в войну. Он сказал, что ситуация, когда мнение гражданских одерживает верх над суждениями военных, «мешает в полной мере раскрыть потенциал ВВС». Теперь, продолжал он, нужно принять непростое решение и «взять на себя риск применить силу, которая требуется, чтобы довести дело до конца».

Джонсон был решительно настроен на то, чтобы не принимать рискованных решений, и это по-прежнему настолько его беспокоило, что он принес извинения Кремлю за непредумышленную бомбежку советского торгового судна, стоявшего в одном из портов Северного Вьетнама. Но он не мог и прекратить или приостановить бомбардировки, что способствовало бы достижению мира, поскольку военные советники уверяли президента, что это единственный способ поставить Север на колени. После выступления Стенниса президент ощутил необходимость провести пресс-конференцию с целью опровергнуть наличие конфликта внутри правительства и заявить о поддержке плана бомбардировок, но не отказался от своего права выбирать цели. В отличие от большинства военных, председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал Уилер впоследствии стал постоянным членом той группы, которая принимала решения во время ленча по вторникам, и, несмотря на возражения Макнамары, область нанесения бомбовых ударов постепенно распространялась дальше на север, а именно к Хайфону.

Выступления Макнамары способствовали дальнейшему расколу внутри администрации Джонсона. До этого являясь самой надежной опорой президента и самым практичным членом команды, доставшейся ему в наследство от Кеннеди, Макнамара, который был «главным менеджером» войны, потерял веру в необходимость ее ведения и с тех пор утратил былое влияние на президента. Когда на одном из совещаний кабинета министров он сказал, что бомбардировки не только не препятствуют проникновению коммунистических сил, но и «уничтожают инфраструктуру сельских районов Юга, тем самым наживая нам врагов», коллеги молча уставились на него, и это молчание не сулило ему ничего хорошего. Антивоенная общественность ожидала хоть каких-то решений, надеясь, что министр откажется от поддержки дальнейшего ведения войны, но ничего подобного не последовало. Преданный той игре, которую затеяло правительство, Макнамара, подобно рейх-канцлеру Германии Бетману-Гольвегу в 1917 году, продолжал оставаться в Пентагоне главным выразителем стратегии, которую он считал бесполезной и неправильной. Все понимали, что поступить иначе значит показать свое неверие и тем самым оказать услугу врагу. Но открытым остается следующий вопрос: в чем состоит долг — в том, чтобы оставаться лояльным, или в том, чтобы говорить правду? Заняв промежуточную позицию, Макнамара не смог долго усидеть на своем месте. Через три месяца после слушаний Стенниса Джонсон, без каких-либо предварительных консультаций с Макнамарой, объявил, что назначает его президентом Всемирного банка. Во время ухода из правительства бывший министр обороны вел себя весьма осмотрительно и благоразумно.