Читать книгу - "Мятежное православие - Андрей Богданов"

– Прежние власти, – подхватил Ефрем Каргополец, – ходившие истинным Христовым путем и пекшиеся об обители, а не о своем тщеславии, когда надо было ехать в Москву, ездили смирно, не со многими людьми, и святому месту лишних убытков не чинили. А он, Варфоломей, берет с собой множество ненужных людей и за посмех чинит монастырю убытки. Пятидесяти рублей хватало прежним властям на московский путь, да еще оставалось – а Варфоломей берет по двести рублей в монастыре, да из монастырских служб, промыслов и из Кеми еще по двести или больше; он же берет ларей по пяти лучшей слюды и продает по городам, да еще заочно продает то, что хранится в монастыре, и никакого отчета в расходах не дает!

По словам промыслового приказчика, архимандрит «когда захочет – нагружает лодью всякими запасами и, взяв с собой мирских людей, ездит вдоль берегов, собирая со старцев и монастырских крестьян взятки и подарки, по пути пьянствуя и бесчинствуя. За взятки Варфоломей покрывает любые преступления. К примеру, солевара старца Иакова, ведомого плута, он сам называл вором и волхвом; тот Иаков был трудником и, украв у прежнего игумена двести рублей, бежал с Соловков, а потом, надев на себя монашеское одеяние, вернулся. Где бы ни был он на монастырских службах – везде творил бесчинства, тяжбы и самый бесстыдный блуд. За взятки Варфоломей делает вид, что не ведает, как Иаков на усольских промыслах у казачков^[17] жен в постель себе берет и оскверняет и всякое насилие им творит.

– Про то беззаконное любодейство Иакова, – вставил слово рыбак-помор, доставивший в монастырь улов, – ведомо в Соловецком монастыре всем мирским людям и на берегу по многим волостям. И в таком его воровстве и насильстве много раз были жалобы Варфоломею из монастырских волостей. Вот, прошлого лета, как архимандрит ездил к ненцам церкви святить, и в то время из Луцкого усолья, где Иаков живет, приходила бедная вдова и жаловалась Варфоломею на Иакова в изнасиловании. И архимандрит той вдове никакой защиты от Иакова не учинил – во всем его покрывает из-за своей корысти, беря с него взятки. Вот какие воры ему, архимандриту, советники и друзья!

– А что творится на московском подворье?! – воскликнул соборный старец еще молодых лет именем Александр Стукалов. – Послал Варфоломей туда в строители старца Кирилла, который за два года растратил монастырской казны девятнадцать тысяч рублей с лишком; а ведь прежний строитель за тот же срок обходился тремя тысячами! И куда дел Кирилл семьсот рублей оброка для государевой казны – не позволяет Варфоломей установить, кирилловы расходные книги в крепостную казну упрятав. Ныне же архимандрит послал Кирилла на большую службу к Керецкому слюдяному промыслу.

Оскудение монастыря, касавшееся всех монахов и богомольцев, обсуждалось долго. Перед большим собором проходили соборные и приказные старцы, рассказывая, что тех, кто с Варфоломеем в бесчинстве не согласует и печется о благоустроении обители, архимандрит без вины всячески оскорбляет, в тюрьму сажает, в труде в хлебне и мукосейне мучит, а иных и плетьми бьет, чего отнюдь в святой обители не бывало. Старцев Иоасафа, священников Пафнутия и Тимофея, дьяконов Нила и Варлаама, церковников Тихона, Иринарха, Кирилла и многих иных по ложному наговору учеников своих без монастырской вины, свою злобу исполняя, Варфоломей бил плетьми бесчеловечно в три и в четыре перемены – едва живы остались. Так же усольских приказчиков, которые ему взяток не возят, старцев Дмитрия Субботина, Игнатия, Ферапонта, Василия нынешней зимой бил на правеже всю зиму без милости и бесчеловечно, даже лежачих.

– И про то бесчинство, – сказал, тяжело выступив вперед, опираясь на костыли, дьякон Нил, – никто ему против выговорить не смеет. Как я начал ему выговаривать – так он стал бесстыдным образом с яростью кричать: «Бог высоко, а царь далеко, а я тебе здесь учиню указ» – и велел меня бить плетьми бесчеловечно насмерть, едва и ожил!

Никанор горестно усмехнулся. Он знал, что бравада Варфоломея скрывала постоянно гложущий архимандрита страх, что о его проделках узнают в Москве. Как бы отвечая мыслям Никанора, на большом соборе выступили его друзья – ученые старцы:

– Архимандрит, зная за собой много прегрешений, все время боится на себя жалобы великому государю от нас. Для того постоянно посылает подручных обыскивать наши кельи и все найденные письма приносить себе. Эти его угодники, что обыскивают кельи, забирают у нас все письма без разбору и приносят к нему. Даже те записки, что мы пишем о годах своей жизни с юности – и те свиточки писаные у нас забирают и не отдают, а куда их архимандрит девает – не ведаем. Спросить же архимандрита не смеем – велит убить насмерть или в темнице голодом и холодом уморить.

Свирепые поиски возможных жалоб в Москву, как хорошо помнил Никанор, еще более усилились весной, когда Варфоломей выехал в столицу. Уже тогда многие были недовольны архимандритом, но келарь Савватий и преданные Варфоломею соборные старцы еще держали большую часть братии и трудников в страхе. Ушники^[18] монастырских властей вовремя проведали о большой челобитной на архимандрита, составленной недовольными во главе с Герасимом Фирсовым. Власти схитрили: предложили изорвать и сжечь челобитную, но не наказывать подписавших ее. Однако хитроумный Савватий умудрился при этом спрятать кусочки листков – и написал Варфоломею, в чем его обвиняют, с приложением этих фрагментов.

Не желали отступать и недовольные. Один из них, близкий к Никанору ссыльный монах Саввинского монастыря Никита, сумел бежать из монастыря и скрылся в Поморье. Группу других беглецов власти настигли и заточили, «смиряя монастырским смирением». Сумела бежать и группа царских ссыльных, с которыми лишь по случайности не ушел князь Львов. Герасим Фирсов с товарищами, тесно дружившие со ссыльными и старавшиеся облегчить их участь, вместе со Львовым составили новую челобитную в Москву.

Однако власти были начеку. Жалоба от имени всей братии и трудников на Варфоломея и монастырские власти была «вынута» у дьячка Ивана Данилова, который как раз собирался переписать ее набело. Со своей стороны архимандрит использовал преданных людей в Москве, которые либо перехватывали письма с Соловков, либо выкупали у государевых дьяков чудом дошедшие из монастыря челобитные. Одновременно Варфоломей готовил обвинения против всех, кто подписывал жалобы, собираясь в крайнем случае очернить их перед государем. В его «черном списке» стоял и архимандрит Никанор, хотя тот ни разу не подписывал челобитных царю.

Кто-кто, а Никанор хорошо знал, что значит искать справедливости у царя Алексея Михайловича. Он не только не надеялся на милость государя, но считал оскорбительным для Соловецкой твердыни искать помощи в своих делах извне, от государственной власти, от которой бежало на Белое море большинство монахов и трудников. Поэтому, получив в мае 1666 года царский указ срочно выехать в столицу, Никанор наотрез отказался его выполнять. Вызван был в Москву и Герасим Фирсов – удалив из обители двух опаснейших, на их взгляд, смутьянов, архимандрит Варфоломей и царь Алексей Михайлович надеялись прекратить волнения. В наивной надежде добиться у царя справедливости Герасим Фирсов 28 мая поехал в Москву, везя с собой новую пространную челобитную монахов и мирян на бесчинства Варфоломея.