Читать книгу - "Атеисты в мундирах. Советские спецслужбы и религиозная сфера Украины - Дмитрий Веденеев"

Назначенный вместо генерал-майора КГБ в отставке Георгия Карпова (личного выдвиженца И. Сталина, председателя Совета по делам РПЦ в 1943 – феврале 1960 г.) партийный работник Владимир Куроедов сразу же повел дело к усилению жёсткого контроля над духовенством и руководством Московской патриархии. Совместно со ставленником Н. Хрущева, председателем КГБ при СМ СССР (1958–1961 гг.) Александром Шелепиным новый «обер-прокурор» (в 1960–1984 гг.) уже в апреле 1960 г. добился от Патриарха Алексия І согласия на устранение с должности председателя Отдела внешних церковных сношений и от работы во Всемирном совете мира митрополита Крутицкого и Коломенского Николая (Ярушевича). 24 ноября 1960 г. владыка Николай в беседе с представителями ЦК КПСС поставил вопрос о «фактах физического уничтожения Православной церкви… В настоящее время ведется явная линия на уничтожение церкви и религии вообще, и более глубоко и широко, чем это было в 1920-х годах…»^[678]. Иерарха тихо вывели на пенсию, 13 декабря он скончался в полной изоляции в Боткинской больнице^[679].

После отстранения от власти Хрущева (в день Покрова Пресвятой Богородицы, 14 октября 1964 г.) откровенные гонения на православие сменились более утонченными действиями. В августе 1970 г. заместитель председателя Совета по делам религий при СМ СССР В. Фуров направил записку в Отдел пропаганды ЦК КПСС «Об итогах перестройки церковного управления и работе по усилению контроля за деятельностью религиозных объединений», где подводились итоги «церковной реформы» за 10 лет: «Во-первых, коренную перестройку церковного управления, отстранение духовенства от административных, финансово-хозяйственных дел в религиозных объединениях, что лишило их власти и подорвало авторитет служителей культа в глазах верующих; во-вторых, восстановление права управления религиозными объединениями органами, выбранными из числа самих верующих, что полностью соответствует требованиям советского законодательства о культах; в-третьих, перекрытие всех каналов благотворительной деятельности церкви..; в-четвертых, ликвидация льгот для церковнослужителей в отношении подоходного налога, обложение их как некооперированных кустарей, прекращение государственного социального обслуживания гражданского персонала церкви, снятие с профсоюзного обслуживания церковных активистов, роспуск и ликвидация профорганизаций в религиозных организациях..; в-пятых, ограждение детей от влияния религии, в результате теперь полностью прекращено привлечение подростков к участию в церковных хорах и к сослужению духовенству; в-шестых, перевод служителей культа на твердые оклады, независимо от совершенных ими количества богослужений и обрядов, ограничение материальных стимулов духовенства, что снизило его активность…»^[680].

Получается, что «обер-прокурорство» Г. Карпова (на которое, собственно, и пришлась работа Сухонина по «церковной линии») оказалось не самым худшим периодом для церковно-государственных отношений. За время же правления Никиты Сергеевича (точнее, 1958–1963 гг.) в стране закрылось свыше 4000 храмов. В. Куроедов в докладе на Всесоюзном совещании хлестко характеризовал работу своих предшественников: «Совет непоследовательно проводил линию партии и государства в отношении церкви и скатывался зачастую на позиции обслуживания церковных организаций. Занимая защитнические позиции по отношению к церкви, вёл линию не на борьбу с нарушениями духовенством законодательства о культах, а на ограждение церковных интересов»^[681].

Чекисты-«религиоведы» сталинской формации (иные успели принять участие в довоенных физических репрессиях против священнослужителей), как это парадоксально не звучит, были воспитаны в более прагматическом духе по отношению к церкви, определенное время (понимая волю Кремля) даже работали на восстановление позиций РПЦ, в целом проводили более гибкую агентурно-оперативную линию, нежели при возрождении Хрущевым догматического марксизма и оголтелого административно-пропагандистского давления на православие. Оперативные силы и средства МГБ – КГБ УССР были обращены на противодействие (как бы мы сейчас не оценивали это с точки зрения современных понятий и законодательства) деструктивным сектам, за спиной которых часто стояли кукловоды из спецслужб противников СССР по межблоковому противостоянию в мире.

Теперь же РПЦ вновь становилась приоритетным объектом для преследований, возрождался вал атеистической пропаганды. Сами органы КГБ выходили на ЦК Компартии Украины с предложениями ужесточения условий религиозной жизни. В частности, предлагалось через негласных помощников среди епископата РПЦ «резко ограничить прием лиц на учебу в духовные семинарии», ограничить миссионерскую деятельность, закрыть 1448 «дочерних» приходов РПЦ, обязать (!) Совет по делам религиозных культов при СМ УССР «систематически проводить работу» по сокращению количества религиозных общин^[682].

Гонители церкви пробивали широкие духовные бреши для сект, «катакомбного православия» (известен пристальный интерес к нему зарубежных разведцентров), экспорта набиравших популярность среди интеллигенции мистических «учений» и оккультизма, «восточных» культов, деструктивных неокультов, «церковного диссидентства». По мнению украинского историка Виктора Палецкого, «основной хрущевский удар по православию был нанесен в России… В то же самое время мало обращалось внимания на «неофициальное» возрождение униато-католической конфессии в Западной Украине, баптизма и иудаизма, а энергичные протесты мусульман вынудили власти почти прекратить, во избежание реставрации басмачества, закрытие мечетей в Средней Азии и Поволжье. Зато в тех же регионах чуть ли не массовым образом закрывались учреждения православного, в том числе старообрядческого, культа».