Читать книгу - "Вольф Мессинг. Видевший сквозь время - Эдуард Володарский"

В прихожей Мессинг еще раз раскланялся с ними и закрыл дверь. И сразу навалилась тишина. Он постоял неподвижно, медленно прошел на кухню, подошел к окну. Вечерние сумерки расплылись по городу, светили многочисленные окна в домах, внизу мелькали белые и красные огни автомобилей, горели фонари. Мессинг прислонился лбом к холодному стеклу и закрыл глаза…

…И вдруг подлая память вернула его в далекое прошлое… Вот маленький мальчик Вольф с ужасом смотрит из-под лавки, как старый контролер рассматривает клочок газеты, как он прокалывает его компостером и возвращает Вольфу, и что-то говорит ему, улыбаясь… А потом, как вспышка молнии – тамбур и открытая дверь вагона и старый контролер в проеме двери держится за поручень, и за его спиной мелькают деревья и телеграфные столбы. Контролер оборачивается, и теперь ужас на его лице такой же, как минуту назад был на лице мальчика. Губы контролера судорожно шепчут: «Не надо… не надо…», и глаза умоляют о пощаде…

Но мальчик Вольф стоит в дверях тамбура и смотрит черными огромными глазами на контролера. И тот медленно разжимает руку, отпуская поручень, и прыгает в темноту с душераздирающим протяжным криком…

…Мессинг вздрогнул, приходя в себя, ладонями провел по лицу, словно стирая видения прошлого, и медленно пошел в спальню.

Аида Михайловна не спала, она посмотрела на Мессинга большими лучистыми глазами и чуть улыбнулась:

– Ты знаешь, Вольфушка, мне стало много лучше…

Мессинг присел на край кровати, взял руку жены в свои, медленно наклонился и ткнулся в ладонь лицом, прижался губами.

– Ты ужинал? – тихо спросила Аида.

– Ужинал… – не отрывая лица от ее ладони, глухо ответил Мессинг.

– А что ты ужинал?

– Кашу ел… гречневую… с молоком…

– Какую кашу? Я не варила тебе каши.

– Я вчерашнюю съел. – Мессинг поднял голову и посмотрел на Аиду Михайловну.

– Зачем ты врешь, Вольф? Не было вчерашней каши. Я даже кастрюли все вымыла.

– Я правда сыт, Аида, я не хочу есть… ну что ты в самом деле? Нашла время говорить об ужине…

– Господи, какой же ты все-таки несносный человек, – Аида Михайловна вдруг отстранила его руки и медленно поднялась, спустила ноги с кровати. – Подай мне халат, пожалуйста.

– Аида, два часа ночи!

– Я не смогу заснуть, зная, что ты голодный.

– Я совсем не голоден, Аида, честное слово! – доставая из шкафа халат и подавая его жене, поклялся Мессинг. – Зачем ты сама себе придумываешь дела?

– Кто же еще будет их мне придумывать? – Аида Михайловна надела халат, сунула ноги в домашние тапочки и пошла из спальни. – Не беспокойся, я чувствую себя нормально.

Прошло совсем немного времени, и на кухонном столе уже стояли тарелка с омлетом и салат – нарезанные помидоры, огурцы, редиска и зеленая редька, сдобренные подсолнечным маслом – и чашка дымящегося крепкого чая. Мессинг с аппетитом поедал омлет и салат, запивая их чаем. Аида Михайловна сидела напротив, подперев кулаком щеку, и смотрела на него с едва заметной улыбкой.

– Вольф, – тихо позвала Аида Михайловна.

– Что? – не сразу оторвавшись от еды, спросил Мессинг.

– С концертами завязали, да?

– Почему? Завтра Ёся обещал сказать маршрут гастролей.

– В райцентрах и совхозах? – улыбнулась Аида Михайловна.

– А чем совхозы и райцентры хуже областных центров? Такие же залы, такие же люди… даже лучше… Ну хочешь, откажусь?

– Решай сам, Вольф… только что ты будешь делать дома?

– Как что? Мы будем вместе… Между прочим, мне пенсия полагается… И тебе тоже…

– Это радует, – опять улыбнулась Аида Михайловна. – Пустячок, а приятно…

– А что, действительно приятно… Будем в Сокольниках гулять… зимой на лыжах кататься, будем читать по вечерам… чаи гонять, в шахматы играть…

– Завораживающая перспектива… – тихая улыбка не сходила с лица Аиды Михайловны. – Знаешь, Вольф, мне придется пожить подольше, а то ты без меня… долго не протянешь… ты ведь совсем не умеешь жить, Вольф…

Мессинг снова перестал есть, долго смотрел на жену, пожал плечами и пробормотал растерянно:

– Наверное, ты права… действительно не умею… и теперь уж не научусь…

– Ты ешь, Вольфушка, ешь, дорогой…

– Я ем, ты же видишь… – И Мессинг вновь склонился над тарелкой, доедая омлет, вдруг спросил. – А как ты поняла, что я голодный?

– Сама удивляюсь, как же я догадалась?

Господь немилостив к жнецам и садоводам,

Звеня, косые падают дожди,

И прежде небо отражавшим водам

Пестрят широкие плащи.

В подводном царстве и луга, и нивы,

А струи вольные поют, поют,

На взбухших ветках лопаются сливы,

И травы легшие гниют…

Мессинг читал стихи глуховатым ровным голосом, потом посмотрел на Аиду Михайловну. Она лежала с закрытыми глазами.

– Ты спишь, Аида?

– Нет… Помнишь, в сорок втором на Новый год нам подарили маленькую баночку черной икры?

– Помню, конечно… а что такое? Тебе захотелось икры?

– Нет, нет, Вольф, я просто вспомнила… читай дальше… замечательные стихи. А как твои ноги, болят?

– Немного…

– Ты шерстяные носки надеваешь?

– Конечно. Вот, посмотри, если не веришь. – Он поднял ногу в тапочке, задрал брючину.

Аида Михайловна приподняла голову, удостоверилась и сказала:

– Тебе обязательно надо показаться Николаю Федоровичу. С ногами шутить нельзя, Вольф, – она вытерла испарину со лба и вновь закрыла глаза.

– Так читать или не надо? – спросил Мессинг.

– Читай… Да, Вольфушка, давно хотела тебе сказать – ты меня в больницу не отдавай, – неожиданно проговорила Аида Михайловна. – Операция бесполезна, так я лучше дома…

– Откуда ты знаешь, Аида. Сергей Михайлович говорил…

– Я знаю, – властно перебила Аида Михайловна. – И я хочу умереть дома…

– Что ты говоришь, Аида…

– Не надо, Вольф. Лучше читай…

Он сошел с троллейбуса и медленно, прихрамывая, двинулся вниз по улице Горького… По тротуару густо текли прохожие… толкались, обгоняли друг друга и почти не смотрели по сторонам. Яркими огнями светились витрины магазинов. Мессинг медленно дошел до Елисеевского, с трудом открыл тяжеленную дверь.

В гастрономе – огромное количество прилавков и к каждому тянулись очереди покупателей. Стоял слитный гул голосов и шарканья ног по мраморным плитам. Ослепительно сияли хрустальные люстры на высоком потолке с красочной лепниной. Мессинг медленно подошел к гастрономической витрине. За стеклом теснились рыбные деликатесы – осетрина и скумбрия горячего и холодного копчения, балык, пирамидки консервных банок – печень трески, частик в масле и томатном соусе, шпроты. Отдельно располагалась пирамида больших и маленьких банок с черной икрой.