Читать книгу - "Путеводитель потерянных. Документальный роман - Елена Григорьевна Макарова"

Зденек Орнест и Курт Котоуч, 1989. Фото Е. Макаровой.

В декабре 1988 года поезд еще и не встал на рельсы. Брезжила мечта — устроить в Москве выставку работ Фридл и детских рисунков из Терезина. У нас-то перестройка, нам теперь все можно! Параллельно я работала над переводами из «Ведема». Чем глубже я погружалась в текст, тем больше накапливалось вопросов. Зденек и Курт Котоуч отвечали мне на них устно, при встрече.

Елена Макарова и Курт Котоуч, 2000. Фото С. Макарова.

Помню, как солнечным утром мы сидели в квартире у Милуши. Посреди дремучих книжных полок на разваленном кресле стоял магнитофон, и братья по цеху — седовласый, несколько женоподобный Курт и сухощавый, большелобый Зденек — вели диалог. Был ветреный день, лучи света гуляли по комнате. Курт надел темные очки.

— Ну ты и фраер, — рассмеялся Зденек.

— Я после операции катаракты.

— На этом пора остановиться, ты и так вырезал из себя ряд жизненно важных органов!

— Мустафа, не балаболь!

— Референт, начинай!

— Я еще и Святым был.

— Помнишь, кто тебе дал эту кличку?

— Ты.

— Заметь, я с детства отличался проницательностью.

— А я — последовательностью. Референта я сам себе придумал. И всю жизнь прослужил референтом.

— Референтом у Святого!

Дома, сидя в наушниках и слушая их болтовню, я смеялась в голос. Пожилые люди, пережившие незнамо что, ведут себя как мальчишки из «Еднички». Референт требует от Мустафы стихи в номер, а тот ждет музу и тянет резину. На этой же пленке Зденек поет свою партию из оперы «Брундибар» и песни Швенка. В статью голос не вставишь. После всех переписываний, переводов и сокращений осталось несколько абзацев.

Курт: «В L-417 была спальня для педагогов и воспитателей. Тот факт, что Айзингер спал с нами на нарах, говорит о нем больше, чем любые слова. Это были чудесные минуты, после ужина или после отбоя, когда мы лежали и каждый что-нибудь рассказывал. Айзингер был отменным рассказчиком, мы готовы были слушать его часами».

Зденек: «Вечерами после работы мы собирались вместе (вечером все равно никуда нельзя выйти); мы либо играли, либо устраивали соревнования, либо просто беседовали. Часто профессор приглашал к нам лекторов. Карел Полачек рассказывал о русской классике, Пепек Тауссиг — о кино, Густав Шорш — о театре (одновременно учил читать стихи с выражением). К нам приходил слепой скульптор Бертольд Орднер^[64], который творил шедевры из ржавой проволоки (до сих пор вижу его слезы, как он плакал, ощупывая хлеб, который мы ему подарили); приходила немецкая певица Клемке, поющая со смешным акцентом арию из „Проданной невесты“. Профессор приглашал к нам людей с самыми разными политическими взглядами. Он не боялся посеять смуту в наших мозгах, он хотел, чтобы мы научились думать».

Курт: «Мы любили в нем вдохновенную отвагу, душевную стойкость, столь необходимую в шатком лагерном быту. Айзингер не задавался вопросом, переживет он все это или нет, он заявил: „После войны защищу докторскую“. Мы все хотели походить на него, самого лучшего профессора в мире, который читал нам лекции о философии Махатмы Ганди, переводил стихи, играл в футбол, спал вместе с нами на нарах, пел арии из „Проданной невесты“, был по уши влюблен в свою терезинскую жену Веру — он был одним из нас, мы смеялись и плакали вместе».

Зденек: «Айзингер мог вести себя, как уличный мальчишка. Например, вскоре после моего прихода в „Едничку“ — в ту пору, когда наша комната была реорганизована в Вацлавскую площадь, — к нам пожаловала инспекция СС. Мы все должны были выстроиться, а Айзингер — отрапортовать. Копируя жесты инспекторов СС, он разыграл перед нами уморительное представление. Мы с трудом удерживали смех. А нацисты ничего не замечали, и это было еще смешней.

В последний раз я видел Айзингера в Освенциме. Я с трудом узнал его — желтое пергаментное лицо, запавшие глаза. „Что ты теперь скажешь, профессор?“ — спросил я. Профессор провел рукой по моему лбу, ладонь соскользнула и упала на колени. „Иди, Зденек, иди, это конец“».

Февраль 1989 года. Обрезки старых газет, залитые апельсиновым соком