Читать книгу - "Великая испанская революция - Александр Шубин"

Впрочем, отставка Ортеги была связана и с его шокирующей ретивостью. В день отставки Ортега говорил: «Чтобы очистить Арагонию от анархо-троцкистских бандитских групп, располагающих большими запасами оружия и амуниции, нужно вести настоящие плановые бои от одной деревни к другой. Я боюсь, что после моего снятия эту работу прекратят»^[1222]. Как показали уже августовские события в Арагоне, коммунисты преувеличивали вооруженность анархистов. Но в любом случае в планы республиканского руководства не входила еще одна гражданская война в тылу фронта, и от методов Ортеги пришлось отказаться. Задачу разоружения Арагона решили позднее, меньшей кровью.

* * *

После снятия с поста Ортеги репрессии стали ослабевать. Коммунисты с гневом отмечали, что Сугасагоития саботирует преследование ПОУМ (после отставки Ортеги министр освободил сотни политзаключенных и не вскрыл связи «троцкистов» и штаба Франко!). А Ирухо и вовсе стал заниматься тем, чего коммунисты так опасались в мае — расследованием произвольных расстрелов и жестокого обращения с заключенными в Мадриде, когда службой безопасности здесь руководил С. Карильо — коммунистический лидер ОСМ^[1223]. Отсюда нити могли потянуться и к другим аналогичным делам.

В начале августа 1937 г. Служба безопасности была реорганизована. Создается Служба военных расследований (SIM, Servicio de Investigación Militar). Она должна была бороться с «пятой колонной», но фактически действовала также против ПОУМ и радикалов НКТ.

После создания СИМ позиции КПИ в репрессивной системе ослабли: «В полиции ее влияние не уступало влиянию социалистов, хотя она проигрывала последним в таких важных секторах, как СИМ (служба военной контрразведки), которая была создана по распоряжению Прието и традиционно обвинялась в том, что создана в вотчине коммунистов — под неявным покровительством НКВД — чтобы устранять противников в республиканском тылу. Несомненно, отношения между социалистами и коммунистами, согласно внутреннему докладу, датированному 30 мая 1938 года, были преимущественно радушными во всех подразделениях, исключая СИМ, где „тем немногим коммунистам, которые туда входили, устроили невозможную жизнь“»^[1224]. Это очень примечательно. В конце марта 1938 г. Прието ушел из правительства, а позиции социалистов в СИМ сохранились. Так что социалисты в СИМ ориентировались не на него, а как раз на Негрина. Это был его инструмент, который давал «страховку» на будущее.

Строительство репрессивной системы продолжилось и дальше: «Летом того же года начинают работу суды по делам шпионажа и государственной измены, а в декабре 1937 г. создание специальных гражданских судов привело к отставке министра юстиции Мануэля де Ирухо. Для преследования преступлений, совершенных в войсках, в октябре того же года создаются также постоянные военные суды, суды военных корпусов, независимых единиц и внутренних зон»^[1225]. Мы увидим, что это военное правосудие не мешало офицерскому своеволию. Его острие было направлено против солдатской массы.

Нанеся репрессивный удар по левой оппозиции, республиканский режим пытался продемонстрировать свой либеральный характер в тех вопросах, которые не могли подорвать монополию майских победителей на власть. 31 июля в Республике была провозглашена свобода совести. 7 августа были открыты первые церкви (в июле 1936 г. они были закрыты вооруженными сторонниками Народного фронта и анархистами).

Президент Асанья наслаждался картиной отступления социальной революции. 13 ноября он заявил: «Мы имеем вновь республику, республику, имеющую три цвета! И ничего более!»^[1226] Синдикалистская газета «Эль Пуэбло» возразила Асанье: «Есть нечто большее, чем одна республика с тремя цветами на своем знамени. Для некоторых партий есть один цвет и скрытое желание направить победу к своим целям»^[1227]. Это был намек на коммунистов.

* * *

Формально Республика оставалась демократическим государством, и обвинения против «троцкистов» требовалось подтвердить в суде. За ПОУМ заступился Второй интернационал, что было важно для Негрина и Прието^[1228]. Анархо-синдикалисты также пытались обеспечить правовые гарантии в деле членов ЦК ПОУМ. В ответ на запрос НКТ министр юстиции сообщал о «распоряжении правительства республики, в соответствии с которым процесс против господ Нина, Горкина и других членов ПОУМ будет проводиться в соответствии с нормами Права, со всеми гарантиями, которые предоставляются судами гражданам, и с защитой, которую они стремятся получить от закона… Могу заверить, что никто из заключенных не получил ни царапины (применительно к Нину это была прямая ложь, лидера ПОУМ уже не было в живых — А. Ш.), ни плохого обращения, на них не оказывалось никакого другого давления, которое касается их собственного достоинства»^[1229].

2 июля генсек НКТ М. Васкес выступил в защиту ПОУМ. Главный тезис: «Организация — это не лица»^[1230]. Если кто-то из поумовцев замешан в шпионаже или антиправительственных действиях, это еще не повод запрещать всю организацию. Тем более, что и эти обвинения не доказаны: «человека арестовывают, и он исчезает, как это имело место с Нином… Чего ни один человек не поймет и ни за что не поверит, это то, что Нин связан с Франко, что он фашист…» Эти тезисы были положены в основу протеста НК НКТ председателям кортесов и правительства, руководящим органам партий^[1231]. 7 июля НКТ и ФАИ заявили, что у них нет блока с ПОУМ, и они просто требуют справедливости^[1232].

Защищая ПОУМ, лидеры НКТ апеллировали к национальной гордости. Х. Лопес провозглашал: «Наша революция не может так унижаться, чтобы соглашаться по приказу устранить антифашистскую партию… Испания не закладывала своей политической независимости в такой степени, чтобы так дорого оплачивать помощь, которую мы можем получить с благодарностью, если она дается незаинтересованно, и которую мы вынуждены отвергать, когда после помощи приходит счет за оплату»^[1233].