Читать книгу - "Анатолий Тарасов - Александр Горбунов"

23 мая 2010 года, в последний день чемпионата мира, в Кельне состоялась очередная ежегодная церемония включения новых участников в Зал славы Международной лиги хоккея на льду. В числе других в Зал был введен Лу Вайро. Он также получил награду имени Поля Дойка — «за выдающийся вклад в развитие мирового хоккея». После церемонии он рассказал много любопытного репортерам. Интересны его воспоминания о Тарасове, проливающие дополнительный свет на великого тренера:

«Я горд, что был другом Тарасова и имел возможность учиться хоккею у него. Великий тренер, великий человек. Однажды, когда он приехал в Америку, выдался свободный денек и я повез его в Ниагара-Фоллз. Там был огромный бассейн, в котором резвились дельфины. Тарасов посмотрел на них и сказал: “Я удивляюсь вам, американцам. В магазине столько сортов майонеза, что диву даешься. Небоскребы у вас, памятники. Вон даже рыб дрессируете. А хоккеистов своих не можете научить точный пас на два метра сделать! Почему так?’’

Тарасов мне очень помог. Его наука позволила мне потом убедить Херба Брукса и других американских специалистов изменить подход к хоккею. Сейчас американские хоккеисты действительно лучше играют! Они стали быстрее, креативнее, техничнее, лучше готовы физически. Это произошло не случайно и не на пустом месте. Это годы планомерной работы, выстраивание системы и ее доработка. Я считаю, что главным человеком, который помог вывести хоккей США на высокий уровень, позволяющий регулярно бороться за медали Олимпиад, был именно Тарасов. Он вдохновил нас.

Мы пользуемся тарасовскими наработками в Штатах, адаптируя их к нашим условиям. Тарасов объяснил: “Лу, в хоккее нет секретов. То, что кто-то придумал сегодня, завтра станут использовать все. Твоя команда выходит на лед, специалисты видят, как она играет, и могут легко перенять твои задумки. Это жизнь”. Я объяснил Тарасову, что мы не сможем тренироваться в точности как русские. У нас же куча адвокатов кругом, и случись что с парнишкой, засудят, заставят платить огромные деньги и так далее. Он ответил: “Все правильно, не копируй в точности. Иначе тебя и будут воспринимать как человека, всего лишь скопировавшего чужие идеи. Используй основные принципы и импровизируй в остальном”.

У любого игрока есть некие предельные возможности в плане катания, техники и физической подготовки. Абсолютно у любого. Тарасов сказал мне: “Лу, если хочешь быть хорошим тренером и развиваться в хоккее, запомни: что бы ты ни делал, превзойти предел физических возможностей игрока не сможешь. Но фантазия и воображение человека безграничны. И я всегда говорил своим игрокам, что они вправе рискнуть, попробовать что-то новое, даже в важнейший момент тяжелого матча. Так учил Тарасов. 99 процентов тренеров имеют определенные правила для игроков: тогда-то нельзя делать это, а тогда-то вот это. И очень немногие способны позволить игрокам творить.

Анатолий был замечательной личностью, и хоть он гонял игроков, они его не только уважали, но и любили. Вот Тихонова игроки тоже уважали, он тоже был жесткий. Но — не любили. Я знал многих советских хоккеистов, которые играли в те времена, Петрова, Викулова, Михайлова, — они подтверждали это. Тарасов ладил с игроками, мог пошутить, пообщаться. Как-то раз мне передали: “Лу, Тарасов хочет, чтобы ты приехал в Советский Союз. Он хочет, чтобы ты издал его книгу в Америке”. Я приехал, а Тарасов говорит: “Если хочешь, можешь пожить у меня. Не хочешь — организуем номер в гостинице. С девушкой”. Я обалдел, но ответил: “Мне мало девушки, нужны две”. Анатолий удивился, взглянул из-под очков: Зачем две?” Я объяснил — для того, чтобы им не было скучно: когда засну, они смогут поиграть в карты. Вы не представляете, как он хохотал!

Однажды, когда Тарасов был в Штатах, я сводил его на тренировку игроков в американский футбол. Он был потрясен до глубины души. Показалось, он исписал сотню страниц своего блокнота. Спросил: “Лу, неужели это возможно. Огромные черные парни вытворяют такие вещи! Если бы они играли в хоккей у нас не было бы шансов!” Я успокоил тогда Тарасова, сказал, что эти ребята не любят хоккей, да и на коньках кататься их научить было бы сложновато. Тем не менее он записал всё. И, не сомневаюсь, использовал в работе с хоккеистами. В этом заключалось величие Тарасова. Он постоянно учился, ни на мгновение не останавливаясь. Очень многое из того, что мы сейчас видим в хоккее, появилось благодаря ему».

Когда Тарасову присудили приз Гретцки — первому европейцу, имя которого назвало специальное жюри, Анатолий Владимирович из жизни уже ушел. Приз за деда получал его внук Алексей Тарасов, сын Галины Анатольевны, много уже сделавший и продолжающий делать для того, чтобы память о валиком тренере сохранялась. «Меня пригласил Лу Вайро, — рассказал Алексей. — Они с дедом познакомились еще в 1969 году. И подружились. Церемония состоялась в Денвере, штат Колорадо. Прямо на льду “Магнус Арены” были накрыты столы на 500 человек. Теплые слова в адрес деда сказали Бретт Халл, Майкл Рихтер, Брайан Лич, Кэми Гранато, которых в тот день ввели в американский Зал хоккейной славы. А еще меня поразило, что на прием пришли игроки олимпийской сборной США 1956 года. И каждый из них подошел ко мне, пожал руку. Не ожидал, что деда в Америке знают столь людей и многие считают его учителем».

Зал аплодировал Алексею стоя. Внук Тарасова растрогался до слез, когда вратарь американской сборной сказал ему: «У меня все колени сбиты от занятий по уникальным упражнениям вашего деда…»

Таких игроков как Гретцки, в мировом хоккее больше нет. Тарасов как-то пошутил, что канадец не заиграл бы в ЦСКА по причине отсутствия у него комсомольского билета и потому также, что не прошел бы ни одного сбора — не говоря уж о тестах — по физической подготовке. Но то был ответ Тарасова на один из самых нелепых вопросов, которые ему доводилось слышать: «Взяли бы вы к себе в команду Гретцки?» Конечно бы взял! Только он не желал всерьез обсуждать эту виртуальную затею.

Никто бы никогда, во-первых, Тарасову Гретцки в руки не дал. Да хоккеист и сам, наслышанный об адской работе в московском клубе, ни за какие коврижки не пошел бы на работу к «советскому диктатору». Во-вторых, у Тарасова не нашлось бы рычагов для управления Гретцки. Он никогда не пошел бы на то, чтобы пустить Великого, как называют Гретцки в хоккейном мире, в самостоятельное плавание, ярко выделив его тем самым среди остальных. В чемпионате СССР Гретцки бы не позволили играть так, как позволяли ему играть в Канаде — в антиканадский хоккей! — на «чистых» шайбах. Его не трогали противники и оберегали свои. Жесткие силовые приемы против него не допускались. Редких нарушителей осуждали даже партнеры.

Тарасов и самому Гретцки однажды сказал, отвечая на вопрос канадца, смог бы он играть за советскую сборную и ЦСКА: «Если хочешь играть в нашей команде, должен стать комсомольцем». И, рассмеявшись, похлопал Гретцки по плечу. Потом, посерьезнев, добавил: «Нет, не сможешь». И пояснил: «Ты всё равно и в нашей команде будешь играть для себя, ты так привык, у тебя такое воспитание. А вот Харламов — он играл для Петрова и Михайлова».

Тарасов пошутил однажды над Сергеем Макаровым, который на Кубке Канады в 1981 году попробовал было поиграть не на команду, а на себя. «Сережа, — сказал ему Тарасов, — ты вышел из колхоза и выглядишь белой вороной. Пиши заявление». — «Какое заявление, Анатолий Владимирович?» — удивился Макаров. «А чтоб тебя обратно приняли в колхоз…» После того как сборная СССР в решающем матче обыграла канадцев 8:1, причем Макаров не забросил ни одной шайбы, но зато отличились его партнеры по тройке (Ларионов забил два гола, а Крутов один), Сергей подошел к Тарасову и весело спросил: «Ну что, Анатолий Владимирович, теперь-то я не единоличник?»