Читать книгу - "Смерть в рассрочку - Борис Сопельняк"

«Написано за несколько минут до моей смерти.

Я благодарю вас, мои дорогие, за все хорошее, что вы для меня сделали. Скажите Фрайбург, что мне причинило безграничную боль то, что я, начиная с Нюрнбергского процесса, должен был делать вид, будто я ее не знаю. Мне не оставалось ничего другого, иначе все попытки выйти на свободу были бы безуспешны. Я был так рад снова увидеть ее, я получил ее фотографию, так же, как и всех вас.

Ваш Большой».

Это короткое письмо было написано дрожащей старческой рукой 17 августа 1987 года. Оно было адресовано каким-то таинственным директорам, и просил их старик только об одном: переслать письмо домой. Но откуда он знал, что через несколько минут умрет? Ведь за его жизнь головой отвечали сотни людей, и все они ни на секунду не спускали глаз со старика.

Но он их перехитрил! Что-что, а это он делать умел: ведь это он сорок шесть лет назад сумел обвести вокруг пальца своего ближайшего друга, который в те годы был одним из самых могущественных людей мира, и ускользнул от его опеки.

Ускользнул он от опеки и на этот раз. И как сорок шесть лет назад этот поступок вызвал массу сплетен, пересудов и кривотолков. Главный вопрос, на который надо было ответить, был довольно прост: помогли старику уйти на тот свет или он это сделал сам? Ответ на этот вопрос породил целую лавину всевозможных справок, заявлений и докладных записок. Вот один из таких документов, оказавшийся в моем распоряжении.

«Для служебного пользования. Дело № 53052/7.

ЗАЯВЛЕНИЕ

Я, Энтони Джордан, нахожусь в должности надзирателя в Межсоюзной тюрьме Шпандау, Берлин. Я работаю на этой должности с ноября 1979 года. Моими основными обязанностями являлись контроль за допуском в тюрьму Шпандау и наблюдение за заключенным № 7. Заключенному № 7 девяносто три года. Он может ходить без посторонней помощи и полностью себя контролирует.

В понедельник 17 августа 1987 года я начал смену около 07.45. Я стоял на посту у ворот и выполнял эти обязанности до 11.40. Сразу после обеденного перерыва я взял ключи от блока, где находится заключенный № 7, и перешел туда, чтобы следить за заключенным и его деятельностью. Заключенный № 7 был в очень хорошем настроении и выглядел приветливым.

Между 13.30 и 13.40, я не уверен в точном времени, заключенный спросил, может ли он выйти в сад. Я дал разрешение, и он ушел одеваться. Обычно он собирается от сорока пяти минут до часа, но в этот день он собрался гораздо быстрее. Я помню, что на нем была рубашка, спортивный пиджак и коричневый плащ.

В лифте мы спустились из камерного блока в сад. Затем я оставил его в лифте, а сам пошел и открыл двери садового домика, который расположен в ста метрах от лифта. Когда заключенный вошел в домик и закрыл за собой дверь, я встал под деревом на расстоянии около десяти метров от стены, с той стороны, где нет окон. Это — обычное явление, у всех надзирателей есть привычка сидеть или стоять у этого дерева.

Я подождал около пяти минут, а потом, как обычно, пошел проверить заключенного. Я посмотрел в окошко и сразу увидел, что заключенный лежит на спине. Я понял, что что-то случилось и вбежал в домик. Одним плечом заключенный привалился к стене, а его ноги были на полу. Я увидел, что вокруг его шеи был электрический провод, другой конец которого был закреплен на оконной ручке. Провод был натянут и, казалось, поддерживает заключенного.

Я подбежал и поднял заключенного, чтобы ослабить натяжение провода, затем стянул его с шеи. Глаза заключенного были открыты, казалось, он был жив. Я заговорил с ним. Он пошевелился, будто понял, что я сказал. Я на сто процентов уверен, что в тот момент он был жив. Когда я снял провод, то слышал, как он вздохнул. Затем я уложил его на спину, а под голову положил одеяло, чтобы ему было удобнее. Потом расстегнул рубашку и ослабил одежду.

В этом положении я оставил заключенного № 7, а сам побежал к телефону и проинформировал о случившемся старшего надзирателя Одуэна и надзирателя на воротах Миллера и попросил срочно вызвать медицинскую помощь. Когда вернулся в садовый домик, заключенный был в том же положении, но, казалось, что он уже не дышит.

Затем в садовый домик пришел старший надзиратель, за ним — американские военные санитары, а потом приехала санитарная машина и британского военного госпиталя, и я видел, как заключенного № 7 положили в нее. Я же вернулся в садовый домик, собрал все, что могло быть полезным для следствия, и закрыл на ключ все двери…

Настоящее заявление полностью правдиво. Я сделал его по своей воле и без принуждения».

А на следующий день подробнейшие объяснения своих действий дали американские медицинские специалисты Кеннет Лафонтейн и Роберт Лига.

— С момента заступления в караул я видел заключенного № 7 только один раз, это было 15 августа около 16.00, — рассказывает Лафонтейн. — А 17-го в 14.40 я принял сообщение по радио: «Нам срочно нужен санитар. Беги и не забудь свою укладку». Когда мы с надзирателем подбежали к летнему домику, я спросил, что случилось? «Он не может дышать. Он вообще не дышит», — ответил надзиратель.

Когда я вошел в домик, то увидел, что заключенный № 7 лежит в углу, слева от двери. Его глаза были открыты, рубашка расстегнута, грудь обнажена. Я потряс его руку — никакой реакции. Потом приблизил свое лицо к его рту и носу, чтобы почувствовать дыхание — и не обнаружил никаких признаков жизни. Проверил пульс, прослушал грудную клетку — и снова никаких признаков жизни.

На шее заключенного, чуть ниже подбородка от уха до уха, был хорошо виден розовато-красный след шириной около дюйма. Через несколько секунд появился личный санитар заключенного и начал делать дыхание рот-в-рот, а я занялся стимуляцией работы сердца с помощью активных сжатий грудной клетки. Я давил очень сильно, но ничего не помогало. Потом заключенному дали кислород, поставили капельницу, вводили бикарбонат натрия — ничего не помогало. Хорошо помню, что во время массажа сердца я время от времени слышал хруст в груди заключенного: думаю, что от усердия я сломал ему несколько ребер… Когда санитарная машина уехала, я вернулся к исполнению своих обязанностей.

Данное заявление правдиво, я сделал его по своей воле и без принуждения, — закончил свой рассказ специалист 4-го класса Кеннет Лафонтейн.

Примерно то же самое изложил в своем заявлении и Роберт Лига, принимавший самое активное участие во всех реанимационных мероприятиях.

Но на этом хлопоты вокруг тела заключенного № 7 не прекратились: 19 августа профессор судебной медицины Лондонского университета Кэмерон, срочно вызванный в Берлин, произвел вскрытие и посмертное исследование тела заключенного № 7. Немаловажный факт: вскрытие производилось в присутствии четырех директоров тюрьмы и трех военных врачей, представлявших Францию, США и Советский Союз. Были там и довольно высокие чины из британской военной полиции.