Читать книгу - "Ленин в 1917 году. На грани возможного - Владлен Логинов"

В моей первой книге биографии Ленина — «Выбор пути»^[846] — уже говорилось о давно забытых аксиомах марксизма. Добавим еще одну: из признания народных масс главной движущей силой истории для марксиста вытекает и то, что не только «наука», не только умудренные профессорскими званиями и академическими регалиями ученые мужи, но и сам народ способен выражать назревшие потребности общественного развития.

Даже тогда, когда признаки новой исторической перемены еще не «схвачены» наукой, необходимость такой перемены улавливает нравственное сознание масс. «Что неверно в формально-экономическом смысле, — писал Энгельс, — может быть верно во всемирно- историческом смысле. Если нравственное сознание массы объявляет какой-либо экономический факт несправедливым, как в свое время рабство или барщину, то это есть доказательство того, что этот факт сам пережил себя, что появились другие экономические факты, в силу которых он стал невыносимым и несохранимым»^[847].

Но может быть, подобные исторические прозрения — это все там, у них, на Западе, где и берега кисельные и реки текут молочные… Ведь писал же умнейший либерал, профессор В.М. Соболевский, что от русского народа, «от миллионов полурабов, нищих, голодных, пьяных, невежественных» — менее всего можно ожидать поддержки обновлению России.

Ан, нет! Не прав оказался Василий Михайлович.

Одной из самых «проклятых» проблем русской жизни был, безусловно, вопрос о земле. Это понимали все. Десятки, если не сотни умнейших профессоров и чиновников, общественных и правительственных комиссий на протяжении ста лет искали пути решения данной проблемы. При этом все они, естественно, желали «облагодетельствовать» крестьян.

Ничего из этого не вышло. И не в интеллектуальной ущербности авторов проектов — блистательных умов России! — крылась причина. Они были слишком связаны с существующим режимом. И именно это закрывало пути радикального решения проблемы.

А в деревне шли свои разговоры. Владимир Ильич хорошо помнил свои беседы с самарскими крестьянами в конце 80-х годов. И когда вечный смутьян Амос из Старого Буяна или Кисликов из села Гвардейцы наизусть читали «слово божье» по третьей книге Моисея из Библии: «Землю не должно продавать навсегда, ибо Моя земля: вы пришельцы и поселенцы у Меня» — каждый «невежественный» мужик понимал, что коли земля божья, то нет на нее у помещика никакого права частной собственности.

А когда в 1905–1907 годах клич «Земля — Божья!» полыхнул по всей России пожарами помещичьих имений, стало очевидно, что такое представление о желаемом решении аграрного вопроса — это и есть «общественное мнение» крестьянства, окончательно признавшего, как выразился Энгельс, «прежний экономический факт несправедливым».

Вот и теперь, 19 августа 1917 года, как раз в дни работы Ленина над «Государством и революцией», газета «Известия Всероссийского Совета Крестьянских депутатов» публикует «Крестьянский наказ». Накануне I крестьянского съезда эти — по мнению либералов — «невежественные полурабы» обсуждали на сельских и волостных сходах свои самые насущные требования. В столице их сдали в редакцию «Известий…». Из них выбрали наиболее повторяющиеся, свели требования воедино и получился «Примерный наказ, составленный на основании 242-х наказов, доставленных местными депутатами на I-й Всероссийский съезд крестьянских депутатов в Петрограде в 1917 году».

Оказалось, что мужики прекрасно знают — как решать аграрный вопрос. Как и в 1905 году, они вновь требовали отмены собственности на все помещичьи, государственные, удельные, монастырские, церковные, общественные, а также на свои крестьянские земли и передачи всей земли в общенародное достояние. В пользование государства должны перейти все недра земли, ее ископаемые, руда, нефть, уголь, соль, леса и реки, имеющие общегосударственное значение.

Впервые в истории России равное право на пользование землей получали в «Наказе» все граждане без различия пола, сословий и званий, желающие обрабатывать ее своим трудом. Подробно расписывались права стариков и инвалидов, ограничивались права «порочных» граждан и дезертиров. Фиксировалась необходимость сохранности высококультурных хозяйств, садов, плантаций, конных заводов, племенных животноводческих и птицеферм, говорилось о порядке использования инвентаря, скота, конфискованных у помещиков, и т. п. И весь этот свод требований сами крестьяне охарактеризовали как «самое справедливое разрешение земельного вопроса».

Вот тебе и «невежественные полурабы»…

Ленин внимательно вчитывается в строки этого документа. «…Мы, марксисты, — пишет он, — всеми силами должны стремиться к научному изучению фактов, лежащих в основе нашей политики». Но в том-то и дело, что «Наказ», составленный в глухих «медвежьих углах» России, полностью выдерживает научную критику.

Мало того, в трех главных своих пунктах: безвозмездная отмена частной собственности на земли всех видов; передача всей земли в распоряжение крестьянских организаций; не разорение, а сохранение и использование высококультурных помещичьих хозяйств государством или общинами — во всех этих пунктах «Наказ» совпадал с большевистской аграрной программой.

Расхождение в четвертом пункте — в требовании «уравнительного землепользования»: крестьяне хотят не только оставить у себя мелкое хозяйство, но и — как прежде — периодически вновь делить и уравнивать наделы. Ну и что? Им кажется, что так будет лучше? Справедливей? «Пусть, — отвечает Ленин. — Из-за этого ни один разумный социалист не разойдется с крестьянской беднотой… А жизнь покажет, с какими видоизменениями это осуществится. Это дело девятое. Мы не доктринеры»^[848].

Все великие и менее великие революции прошлых столетий были борьбой угнетенных против своих угнетателей. Бедных против богатых. В разные эпохи эта борьба шла под разными знаменами и облекалась в различные идейные одежды. Но во все века она была вполне осознанной борьбой за справедливость. И не потому, как пишут у нас сегодня, что богатым завидовали. А потому, что считали их богатство неправедным. Нажитым за счет чужого труда. И были правы. Политическая экономия доказала, что это представление является научным фактом.

За приверженность этой идее Ленину досталось еще на II съезде РСДРП в 1903 году, когда он отстаивал необходимость передачи земли крестьянам. Тогда оппоненты обвиняли его в том, что он сошел с позиций экономического материализма, занялся «исправлением какой-то исторической несправедливости» и вообще встал на «этическую» точку зрения^[849].

И вот опять, в 1917 году, «попы марксистского прихода» вновь обвинили его в том, что при анализе российской общественно-политической реальности, где следует оперировать лишь сугубо рациональными научными категориями, он пользуется такими «пустыми» и «бессодержательными» понятиями, как «справедливость».