Читать книгу - "Александр II - Александр Яковлев"

Таково было отношение «истинно либеральных» дворян к реформам, а вот каково отношение народа? Под этим понятием имелись в виду низы общества, а они были разными. В самом Петербурге воровство днем и ночью было обычным делом. Пьянство распространялось в небывалых размерах, люди валялись на улицах и там же умирали. Полиция потеряла уважение, ее мало кто слушал. Студенты, извозчики, мужики легко вступали в драку с городовым, вознамерившимся отвести нарушителя порядка в часть.

Введение новых учреждений нежданно вызвало к жизни немало злоупотреблений. Новоиспеченные независимые юристы, по впечатлению современника, «как вырвавшиеся из стойла кони, не имея узды, брыкались направо и налево… думая, что приносят пользу». Масса шантажистов и ловких людей поначалу пользовалась неясными статьями законов и новыми судебными институтами. Например, Андрей Борисович Казаков, директор строящейся железной дороги, отказался дать место какому-то субъекту. На наглые требования отвечал резким отказом и – был тем привлечен к мировому судье «за грубость». Речь шла об аресте, но мировой судья ограничился штрафом в 100 рублей. Справедливости ради следует сказать, что было и другое.

В «Московских ведомостях» в апреле 1862 года был напечатан рассказ московского мещанина Федота Ларионова: «По разным торговым делам своим езжу я не один раз в год из Москвы в Ростов Ярославской губернии, имея там денежные дела и счеты с тамошним купечеством. Вот и в прошлом году по осени в ноябре месяце был я в Ростове. Грех да беда на кого ни живут, и со мной приключилась беда. Зашел я в трактир напиться чаю и, вышедши из заведения и перейдя только улицу, хватился бумажника. Глядь – а его в кармане-то и нет, а в нем денег было не мало 2 660 рублей, да разные нужные бумаги. Что тут делать! Обронил, должно быть. Я бросился назад. Около входа в трактир стоят булочники с белыми хлебами в корзинках и еще разный народ. „Братцы, голубчики, православные, не поднял ли кто бумажника, вот сейчас обронил!“ Никто не отозвался, ответ один: „Нет, не видали“. Я в трактир, там не выронил ли?

И там тот же ответ! Вот бросился я в полицию, – объявил о своем горе. Говорят: подай объявление. Дело тем кончилось.

Погоревал я, погрустил: жаль трудовых денежек, да делать нечего, видно Бог за грехи наказал: недоброму человеку в руки попали, так тому и быть.

Пришла Ростовская ярмарка, приехал и я опять из Москвы в Ростов в последних числах прошлаго февраля. О потере мной денег многие знали в городе, и вот дошел до меня слух, будто деньги мои найдены булочниками. Не без добрых людей везде, – надоумили меня: ступай, говорят, прямо к городовому судебному следователю, проси его, если что можно, так он все сделает. Прихожу, объяснил все дело. Ну и спасибо: барин молодой, выслушал меня, расспросил подробно да и принялся за дело. Нашелся и тот, кто поднял мой бумажник, и хозяин-булочник, и товарищи работники, которые все промеж себя разделили мои денежки, и все сознались во всем следователю. Да и денег-то больше 1200 рублей серебром отыскал г. следователь и мне отдал. Есть надежда, что и все получу. И все-то это ни копеечки мне не стоит! Нечего греха таить, живу я на свете уже немало времени, думаю про себя: такие дела ведь даром не делаются, надо барина за труды поблагодарить. Да правду сказать, есть за что… Вот и заговорил я об этом и что же? До слез довел меня старика молодой человек: доказал мне простяку, что я и сам не понимаю, что говорю, что он за службу свою получает жалованье от Царя и кроме Его ни от кого вознаграждения за труды свои не принимает, и что предлагать ему это, значит обижать его. Стыдно мне стало. Поклонился я ему низехонько. Остается только Бога молить о его здоровье, да за Царя, давшего нам таких чиновников».