Читать книгу - "Противостояние. Спецслужбы, армия и власть накануне падения Российской империи, 1913–1917 гг. - Владимир Хутарев-Гарнишевский"

Политика эта была связана с деятельностью командира корпуса графа Татищева. 4 февраля 1916 г. начальник штаба ОКЖ Никольский пишет официальное письмо начальнику штаба 8‐й армии генералу С. А. Сухомлину, в котором излагает официальную позицию руководства жандармерии: «С приведением армии на военное положение комплектование офицерского состава Отдельного корпуса жандармов прекратилось, а вследствие естественной убыли офицеров за увольнением по болезни в отставку или за смертью в настоящее время образовался значительный некомплект… О назначении на штатные должности офицеров корпуса жандармов и в настоящее время продолжают поступать требования от штабов армий, но командующий корпусом, ввиду приведенных выше обстоятельств, вынужден многие из них отклонять»^[1218]. Причем руководство жандармерии пыталось вернуть некоторых офицеров из прикомандирования к армейским структурам обратно к работе в корпусе, но получало отпор со стороны военных^[1219]. Политика отказов в командировании одобрялась директором департамента полиции Климовичем, также мотивировавшим их некомплектом^[1220]. Лишь для дворцовой контрразведки МВД делало исключение^[1221].

Следует отметить, что сами жандармские управления крайне активно вели контрразведывательную деятельность: например, в первой половине 1916 г. из 49 человек, арестованных Витебским ГЖУ по подозрению в контрразведке, только половина (25) были задержаны по представлению КРО северного и западного фронтов, а другая половина (24) – по собственной инициативе жандармского управления^[1222]. Особенно активно действовало на данном направлении Кронштадтское ЖУ. С 27 августа 1915 г. по май 1916 г. оно направило Батюшину 285 агентурных сообщений, посвященных в основном прогерманским настроениям, коррупции в армии, недовольствам солдат, нелегальным пересечениям границы, произошедшим волнениям в войсках^[1223].

Весной 1916 г. получило огласку дело полковника Клевезата и группы офицеров, арестованных батюшинской контрразведкой и ложно обвиненных в шпионаже в пользу Германии. Один из арестованных – прапорщик Р. Р. Гольст – не выдержал оказанного на него контрразведчиками давления и покончил с собой в камере Рижской городской гауптвахты^[1224]. Климович немедленно довел ситуацию до главы правительства Штюрмера: скандал вышел на уровень правительства, и контрразведка передала дело на доследование в Лифляндское ГЖУ, где оно полностью развалилось за недоказанностью, а арестованные были признаны невиновными по всем пунктам обвинения^[1225]. Скандал совпал с арестом начальником этого ГЖУ полковником И. А. Леонтьевым четырех агентов КРО за шпионаж в пользу Германии^[1226]. Стало очевидно, что в вопросе контроля за КРО руководство политического сыска проводило старую линию.

Одержав верх в борьбе за возрождение военной агентуры, Климович с полного согласия Степанова вернулся к вопросу о контрразведке. В конце мая 1916 г. он поручил начальнику Люблинского ГЖУ полковнику П. П. Осипову подготовить доклад на имя товарища министра внутренних дел по вопросу о постановке контрразведки в частях действующей армии с тем, чтобы выявить слабые стороны ее организации.

В своем докладе Осипов сделал разгромную критику КРО. По утверждению автора, военные власти выбирали начальников КРО по собственному усмотрению, вследствие чего на эти должности назначались нередко офицеры, недостаточно опытные в розыскном деле. Выбор начальников этих отделений и их помощников целесообразно было предоставить командиру корпуса жандармов по соглашению с департаментом полиции. Отсутствовали кадры заблаговременно подготовленных агентов-разведчиков, что вызывало необходимость форсированного комплектования, при котором в агентуру попадали лица, несоответствующие назначению. Выбор разведчиков производился без предварительного сбора точных справок о прошлой деятельности, нравственности и степени политической благонадежности. ГЖУ в этом вопросе помочь не могли, так как у них имелась только политическая агентура, и та в недостаточном числе, чтобы делиться ею с военной контрразведкой.

В школы разведчиков брали лиц, чья благонадежность и пригодность предварительно не была проверена, их слишком поспешно направляли на работу в район неприятельских войск. Приняв во внимание знакомство агентов с приемами контрразведки и личным составом школы, начальники КРО обычно предъявляли ГЖУ требование о высылке заподозренных или непригодных разведчиков из района театра военных действий и даже в отдаленные губернии Сибири. Такие меры вызывали у лиц вполне лояльных, но неуверенных в признании их пригодности после проверки их практической деятельности, опасения поступать в школу.

Задержанные по подозрению в шпионстве преждевременно передавались в распоряжение жандармских управлений для производства расследования, на основании только общих сведений, собранных контрразведчиками без всяких конкретных улик. Наблюдались случаи неосведомленности одного КРО о мерах, предпринятых другим по одному и тому же делу. Например, по делу ликвидации компании «Зингер», были получены телеграфные требования почти одновременно от четырех разведывательных органов. Резиденты, насаживаемые в местностях, которым угрожало занятие неприятелем, набирались спешно из местных жителей, не пожелавших эвакуироваться, из которых многие могли принять на себя эти обязанности исключительно в целях получения авансом денежных субсидий при полной безответственности за дальнейшие свои действия. Поручиться за их добросовестность в условиях войны и за их пригодность в совершенно новой для них обстановке и деятельности не представлялось возможным^[1227].

Однако в решение вопроса о реформировании военной контрразведки вновь вмешался Н. С. Батю-шин. Он начал действовать через И. Ф. Манасевича-Мануйлова, работавшего на контрразведку Северного фронта в качестве информатора^[1228]. Батюшин был близко знаком со Штюрмером с 1909 г. и пользовался большим доверием^[1229]. Зная нелюбовь и откровенно враждебные отношения Климовича с главой правительства, Манасевич начал активно предлагать главе правительства назначить директором департамента полиции Батюшина. По утверждению генерала Лукомского, М. В. Алексеев доверял Батюшину ведение деликатных дел^[1230]. Видный контрразведчик Орлов писал: «Генерал Батюшин уверил генерала Пустовойтенко, а этот в свою очередь генерала Алексеева в том, что все неудачи армии зависят от банков, банкиров и промышленников, и вот генералу Батюшину дается поручение «потрусить» банкиров и промышленников. Первым пострадавшим явился Д. Л. Рубинштейн»^[1231]. Интересно, что весьма скупо описывая в своих мемуарах дело директора Русско-французского банка Рубинштейна, Батюшин особо подчеркивает близкую дружбу последнего с директором департамента полиции Климовичем^[1232]. Занимательное совпадение. В результате обыска у банкира никаких доказательств его шпионской деятельности найдено не было, но контрразведчики на этом не угомонились.