Читать книгу - "Китайская империя. От Сына Неба до Мао Цзэдуна - Алексей Дельнов"

Поражение страны в войне с Японией и последующее коллективное надругательство над ней доказали неэффективность «реформ сверху». В то же время мыслящая интеллигенция (пока что это понятие почти целиком укладывалось в рамки сословия шэньши) все больше узнавала о западной цивилизации – из книг и газет, из личного общения с иностранцами, из наблюдений за их жизнью – они все в большем числе приезжали в Поднебесную и обосновывались в ней. Многое могло импонировать: раскованная манера поведения (в противоположность «китайским церемониям»), готовность отстаивать свои личные, охраняемые законом права в случае любого покушения на них, деловая хватка, инициативность, кое у кого – смелость мысли. Но конфуцианским душам претил западный индивидуализм – то, что «личное» не просто могло ставиться выше «общественного» (это и они, с виноватой улыбкой, зачастую себе позволяли) – но вроде бы так и надо. Поэтому главный идеолог углубления реформ Кан Ювэй (1858–1927), а тем более его ученики и последователи могли говорить о необходимости парламентаризма, даже о всенародном избрании императора (не отдавая себе отчета в том, что это будет уже не монархия, а скорее президентская республика) – но они сугубо по-китайски представляли себе содержание этих понятий. Парламент, например, должен был стать собранием глубоко озабоченных народным благом людей, хоть и спорящих до хрипоты, но в спорах открывающих наилучшие пути к светлому будущему (честное слово, совсем как перестроечные грезы так и не повзрослевших советских октябрят, побрезговавших когда-то вступить в КПСС). Скажи им, что главное назначение парламента – цивилизованным образом, а не через боевые действия и смуты отстаивать интересы отдельных социальных групп (классов), причем интересы преимущественно шкурнические, материальные – они бы этому не поверили.

Хотя и готовность к спору до хрипоты – уже немало. В числе фундаментальных конфуцианских заповедей присутствовало требование говорить правду правителю, отстаивать свое мнение – но в общем патриархальном контексте это воплощалось в крайнем случае разве что в «бунт на коленях» (вспомним «петиционные кампании» и движение дунлиньцев). В конечном счете начальник всегда был прав – как всегда прав отец. А не нравится – иди в горную хижину, стихи писать. Теперь нарождалась более внутренне раскованная популяция слуг отечества.

Кан Ювэй был потомственным интеллигентом – происходил из состоятельной семьи гуандунских (южнокитайских) шэньши. Получив прекрасное образование, целью своих научных занятий избрал очищение сочинений Конфуция от позднейших напластований, которые искажали истинные взгляды Учителя – этого первого преобразователя китайской действительности, как он его себе представлял.

Но Кан Ювэй при этом отнюдь не ограничивался китайской традицией. Он упорно изучал западную мысль и историю европейских стран – в первую очередь историю их общественно-политического развития. Выделял Петра I, сумевшего вывести Россию в ряд сильнейших держав. На Востоке его особенно интересовал ход реформ в Турции и Японии. Кан Ювэй писал: «Государства, вставшие на путь реформ обрели силу, сохранившие же приверженность прежнему исчезли. Современные проблемы Китая состоят в стремлении опереться на старые установления и в отсутствии понимания того, как встать на дорогу перемен».

В 1895 г. Кан Ювэй прибыл в Пекин для сдачи экзаменов на высшую ученую степень цзиньши. Там его и застало известие о бесславном для его страны мирном договоре, заключенном с Японией. Потрясенный, он вместе со своим любимым учеником Лян Цичао составил «Меморандум из 10 000 иероглифов» на имя императора Гуансюя, а впоследствии направил ему несколько докладных записок. Предлагаемые им меры по модернизации страны были многообразны: от введения конституционно-монархической формы правления по британскому образцу, с ее парламентской системой формирования правительств, до строительства по всей Поднебесной тысячи храмов для поклонения Конфуцию и провозглашения конфуцианства государственной религией – чтобы поддержать традиционную духовность народа. Предлагалось ввести новое летосчисление: не по фрагментарным девизам периодов правления конкретных Сынов Неба и 60-летним циклам, а по сплошной временной шкале, берущей начало от дня рождения Учителя Куна. Лично императору предлагалось взять побольше власти в свои руки и окружить себя советниками из числа сторонников преобразований – в известной мере это было личным выпадом против императрицы Цыси.