Читать книгу - "Петр III - Александр Мыльников"

Добрый герцог внутренно радовался, видя в сыне такую преобладающую склонность к военному делу, и, вероятно, представлял себе второго Карла XII в наследнике этого героя.

Будучи сам очень набожен и сведущ в латинском языке, он хотел, чтобы и сын его был хорошо обучен этому предмету. Герцог был воспитан, как Карл XII, знал хорошо Богословие и латинский язык. В Петербурге охотно говорил по латыни с знатнейшими русскими духовными особами. Доктор Богословия и придворный пастор Хоземан, весьма достойный и ученый человек, учил принца Закону Божию.

Для обучения латинскому языку, к которому принц имел мало охоты, был приставлен высокий, длинный, худой педант, Г. Юль, ректор Кильской латинской школы, которого наружность и приемы заставили принца совершенно возненавидеть латынь.

Его Высочество, который имел способность замечать в других смешное и подражать ему в насмешку, часто рассказывал мне, как этот латинист входил обыкновенно в комнату для урока: сложив крестообразно руки на живот, он с низким поклоном глухим голосом, как оракул, произносил медленно, по складам слова: «Bonum diem, tibi, opto, Serenissime Princeps. Si vales, bene est»[29]. Столько латыни еще помнил Его Высочество, будучи великим князем, все же остальное постарался он забыть. Он так ненавидел латынь, что в 1746 году, когда была привезена из Киля в Петербург герцогская библиотека, он, поручая ее моему смотрению, приказал мне, чтоб я для этой библиотеки велел сделать красивые шкафы и поставить их в особенных комнатах дворца, но все латинские книги взял бы себе или девал, куда хотел.

Будучи императором, Петр III имел тоже отвращение от латыни. У него была довольно большая библиотека лучших и новейших немецких и французских книг. По его приказанию должно было устроить полную библиотеку в мезонине нового Зимнего дворца по моему плану, для чего император назначил ежегодную сумму в несколько тысяч рублей, и строго приказал мне, чтобы ни одной латинской книги не попало в его библиотеку.

Анекдот. При всех счастливых успехах в предприятиях страшной для всех императрицы Анны, сама она была в постоянном страхе; она боялась частию великой княгини, Елисаветы Петровны, частию голштинского принца, Карла Петра Ульриха, от которого охотно желала бы избавиться. Вспоминая о нем или разговаривая, она обыкновенно говорила: «Чертушка в Голштинии еще живет».

1739-й. Герцог умер.

Принц поступил под опеку администратора, принца Адольфа Голштейн-Готторпского, епископа Ейтинского (Eutin), впоследствии шведского короля.

Обер-егермейстер, фон Бредаль, послан в Петербург ко Двору императрицы Анны с объявлением о кончине герцога. Он был там дурно принят, но лучше у великой княгини, Елисаветы Петровны, которой он привез портрет ее племянника, молодого герцога, нарисованный Деннером в Гамбурге масляными красками, и Трунихом в Киле в миниатюре.

При Кильском Дворе совершенно потеряли надежду на наследие российского престола, и потому, имея в виду права принца на шведский престол, стали со всем старанием учить его шведскому языку и лютеранскому закону.

Из упражнений молодого герцога в шведском языке хранится у меня его собственноручный шведский перевод разных газетных статей того времени, и между прочими одной весьма замечательной о смерти императрицы Анны, о наследии ей принца Иоанна и об ожидаемых произойти от того безпокойствах.

1741-й. В декабре, вскоре по восшествии на престол императрицы Елизаветы, был прислан ею в Киль имп. — рос. Майор Фон Корф (муж графини Марии Карловны Скаврон-ской, двоюродной сестры императрицы) и с ним Г. Фон Корф импер. — российский посланник при датском дворе, чтобы взять молодого герцога в Россию.

Спустя три дня по отъезде герцога узнали об этом в Киле; он путешествовал incognito, под именем молодого графа Дюкера; при нем были вышеупомянутый майор, граф фон Корф, голштинский обер-гофмаршал фон Брюммер, обер-камергер фон Берхгольц и камер-интендант Густав Крамер, лакей Румбсрг, егерь Бастиан.

На последней станции перед Берлином они остановились и послали камер-интенданта к тамошнему Российскому посланнику, (министру) фон Бракелю, и стали ожидать его на почтовой станции.

Но в ночь накануне Бракель умер в Берлине. Это ускорило их дальнейшее путешествие в Петербург.

В Кеслине, в Померании, почтмейстер узнал молодого герцога. Поэтому они ехали всю ночь, чтоб поскорее выехать из прусских границ.

1742-й. В генваре герцог прибыл в Петербург, в Зимний дворец, к неописанной радости императрицы Елисаветы. Большое стечение народа, любопытствующего видеть внука Петра Великого. Он бледен и, по-видимому, слабого сложения. Императрица в придворной церкви отслужила благодарственный молебен, по случаю его благополучного прибытия.

Несколько дней спустя при Дворе большой прием и поздравления.

10 февраля праздновали 14-й год его рождения, при чем был великолепный фейерверк и иллюминация, с аллегорическим намеком на число дважды семь.

28-го Ее Императорское Величество отправилась с ним в Москву, для коронации.

Там присутствовал он при коронации в Успенском соборе (25 апреля), на особо устроенном месте, подле Ея Величества.

После коронации он произведен в подполковники Преображенской гвардии (и каждый день ходил в мундире этого полка), также в полковники первого лейб-кирасирского полка; и фельдмаршал Ласси, как подполковник того же полка, подает ему ежемесячные рапорты.

Императрица, заботясь об его воспитании, поручила своим посланникам при иностранных дворах прислать ей различные планы воспитания и составить несколько подобных здесь, один из них был составлен статским советником фон Гольдбахом, бывшим наставником Петра II, другой профессором Штелиным; последний ей особенно понравился. (Почему? Потому что specialissime соответствовал именно этому, а не какому другому принцу.)

1 июня профессор был представлен молодому герцогу как его наставник, причем императрица выразилась: «Я вижу, что Его Высочество часто скучает и должен еще научиться многому хорошему, и потому приставляю к нему человека, который займет его полезно и приятно».

Занятия Его Высочества с профессором, который должен был находиться при нем все время, до и после обеда, шли сперва с охотою и успехом. Молодой герцог, кроме французского, не учился ничему; он начал в Киле учиться по-французски у старшего учителя, но, имея мало упражнения, никогда не говорил хорошо на этом языке и составлял свои слова. Сама императрица удивлялась, что его ничему не учили в Голштинии.

Профессор заметил его склонности и вкус и по ним устроил свои первые занятия. Он прочитывал с ним книги с картинками, в особенности с изображением крепостей, осадных и инженерных орудий, делал разные математические модели в малом виде и на большом столе устраивал из них полные опыты. Приносил по временам старинные русские монеты и рассказывал при их объяснении древнюю русскую историю, а по медалям Петра I новейшую историю государства.

Два раза в неделю читал ему газеты и незаметно объяснял ему основание истории европейских государств, при этом занимал его ландкартами этих государств и показывал их положение на глобусе; знакомил его с планами, чертежами и проч., рассматривал план комнат герцога и всего дворца с прочими строениями, далее план Москвы вообще и Кремля в особенности и проч.