Читать книгу - "Воспоминания адъютанта Паулюса - Вильгельм Адам"

В последующие дни я имел несколько бесед с новоприбывшими генералами. К сожалению, при беседе с некоторыми из них я не мог отделаться от чувства, что их поворот произошел слишком быстро, слишком поверхностно. Правда, все они ругали Гитлера. Но почти никто не упоминал о том, что сам-то он до последнего времени повиновался его приказам. Почти никто не говорил о том, как должна выглядеть новая Германия. Исключением среди них был генерал-лейтенант Винценц Мюллер. Еще будучи офицером рейхсвера, он познакомился в отделе генерала фон Шлейхера с политикой различных националистических и милитаристских групп в Германии. Ему были известны подробности того, как велась подготовка к войне, а также захватнические цели фашистов. Вопреки принципиальному запрету Гитлера он, как заместитель командира XII армейского корпуса, отдал 8 июля 1944 года приказ о капитуляции, благодаря чему спас жизнь тысячам своих солдат, окруженных к востоку от реки Птич. Честно и до конца Винценц Мюллер осознал свое прошлое.

В противоположность большинству заговорщиков 20 июля 1944 года, которые сознательно не привлекли народные массы, Винценц Мюллер защищал идею народной борьбы против гитлеровского режима. В то время как круги, группировавшиеся вокруг Герделера, и большинство принимавших участие в покушении военных были настроены антисоветски и даже думали о том, чтобы после устранения Гитлера прекратить войну только на Западе, но продолжать ее на Востоке, генерал-лейтенант Мюллер высказывался за полное доверия сотрудничество со всеми народами, прежде всего за прочную дружбу с Советским Союзом.

Винценц Мюллер был самым последовательным среди немецких генералов, попавших в плен на центральном участке фронта в 1944 году. К подписанию Обращения 50 генералов в декабре 1944 года он отнесся очень серьезно. В газете «Фрейес Дейчланд» и в передачах радиостанции «Свободная Германия» он изложил смысл и цель этого обращения. Например, 17 декабря он выступил со следующим комментарием:

«Будучи на фронте, при всех наших сомнениях, мы все же верили лживой пропаганде национал-социалистского руководства, не допуская мысли, что нацистские руководители государства способны без колебаний обречь свой народ на гибель. В то время в силу ограниченности нашего кругозора мы еще не понимали всей безнадежности сложившегося положения. Именно поэтому мы не могли и не решались установить соответствующие контакты друг с другом и с нашими подчиненными и перейти к совместным действиям.

Предательство Гитлера обрекло германские войска, мужественно и неуклонно исполнявшие свой долг, на многочисленные поражения, которые не только убедили нас в том, что развязанная Гитлером война уже проиграна, но и показали, сколь тяжким преступлением против нашего народа и народов всего мира она является сама по себе.

Пятьдесят генералов, обращающихся из русского плена к немецкому народу, сами являются свидетельством катастрофических масштабов наших поражений, тщательно скрываемых до сих пор от немецкого народа. Никто не понуждал их выступать с этим обращением, в котором они единодушно и с полной ответственностью заявляют о безнадежности нашего положения. Это в свою очередь доказывает, что только свержение Гитлера и преступного террористического режима национал-социалистов откроет нам путь к миру, спасению немецкого народа и созданию новой, демократической Германии».[130]

Винценц Мюллер привлекал меня своей откровенностью и прямотой. И теперь я с удовольствием вспоминаю некоторые очень важные для меня встречи с ним в Луневе, которые заложили основу наших позднейших дружеских отношений.

Я неоднократно беседовал также с генералом Гоффмейстером. Как-то он упомянул, что слышал рассказы вылетевшего из сталинградского котла начальника инженерной службы армии.

— Полковника Зелле? — спросил я.

— Да, его звали так. В столовой своего бывшего батальона в Гамбургс-Гарбурге он рассказывал офицерам и другим посетителям о преступном легкомыслии, с которым верховное командование послало на гибель 6-ю армию. Вероятно, кто-то донес на него. Он был арестован и попал в тюрьму Шпандау. Его дальнейшая судьба мне неизвестна.

Мне было жаль Зелле. Однако его попытка назвать основных виновников их действительными именами заслуживала всяческого уважения.