Читать книгу - "Маршал Малиновский - Борис Соколов"

Основная часть германской и румынской авиации обороняла Бухарест и Плоешти от мощных налетов англо-американских стратегических бомбардировщиков. Воздушное наступление на Румынию западные союзники начали 4 апреля 1944 года, чтобы создать у немцев впечатление, что они собираются высаживаться на Балканах (заодно досталось и Венгрии с Болгарией), и отвлечь внимание от реального места высадки во Франции. Оно продолжалось вплоть до 19 августа, т. е. до самого начала советского наступления. Потери американцев в Румынии составили 223 бомбардировщика и 36 истребителей, а британцы, осуществлявшие ночные рейды, лишились 48 бомбардировщиков. Люфтваффе потеряло 145 истребителей, а румынские ВВС — 80. Погиб 121 германский и румынский летчик. Потери на земле составили 7444 убитых (6979 гражданских и 455 военных) и 7696 раненых (6968 гражданских и 728 военных). Союзники безвозвратно потеряли около 2200 человек, из которых 1095 американцев и 52 британца, попавшие в плен, были репатриированы в сентябре 1944 года. В германском 4-м воздушном флоте, прикрывавшем Румынию и Балканы, к началу августа насчитывалось всего 200 машин, в том числе 30 дальних и 35 ночных бомбардировщиков, 30 одномоторных и 40 двухмоторных истребителей, 25 дальних и 40 тактических разведчиков, причем ему также приходилось оказывать содействие группе армий «Северная Украина». К началу советского наступления это число за счет потерь еще уменьшилось. Против авиации союзников действовало около 60 германских истребителей. Против наших ВВС 17-й и 5-й воздушной армии и Черноморского флота — не более 140 немецких самолетов. С началом наступления на аэродром Зилиштя были спешно переброшены 40 Ю-87 из Эстонии, а 30 истребителей ФВ-190 — из группы армий «Северная Украина», но было уже слишком поздно. Румынские ВВС использовали в боевых действиях 305 самолетов. Таким образом, Германия и Румыния смогли противопоставить 2200 советским лишь около 445 самолетов, что дало советской стороне пятикратное превосходство. В боях против наших воздушных армий королевские ВВС Румынии лишились 25 машин. По официальным данным, советская авиация безвозвратно потеряла в Ясско-Кишиневской операции 111 боевых самолетов. По всей видимости, эти данные несколько приуменьшены. Скорее всего, не менее половины этих потерь было нанесено не королевскими румынскими ВВС, а люфтваффе. Также, по официальным советским данным, два фронта безвозвратно потеряли 75 танков и САУ и 108 орудий и минометов.

Фриснер утверждал:

«Для того чтобы оказаться на высоте положения, необходимо было решить следующие две задачи:

1) своевременно отвести фронт группы армий за Прут, а возможно, и на уже оборудованный оборонительный рубеж Галац, Фокшаны, восточные отроги Карпат;

2) сосредоточить все немецкие силы в тыловом районе под моим командованием».

Эти предложения Фриснер поставил перед ОКВ и Гитлером, причем его поддерживал и румынский диктатор Ион Антонеску. Однако вплоть до начала советского наступления они не были приняты.

По словам Фриснера, «уже во время первых поездок на фронт <…> неоднократно доходили слухи о сомнительной надежности румынских офицеров. Хотя вначале никаких конкретных доказательств не было, многое говорило о том, что здесь далеко не все в порядке. Так, например, по указанию румынского военного министерства была произведена замена высших румынских офицеров, причем немецкий командующий не был поставлен об этом в известность. И все это совершалось накануне русского наступления!..

Весьма подозрительными казались <…> и регулярные совещания политических деятелей и генералов, происходившие в городе Алба-Юлия. Этих людей подозревали в том, что они ведут переговоры с вражескими державами и готовят свержение правительства Антонеску. Было ясно, что новое правительство, сформированное этими деятелями, займет враждебную позицию по отношению к Германии…

Переход отдельных военнослужащих через линию фронта к противнику стал повседневным явлением».

3 августа Фриснер писал Гитлеру: «Если в румынских частях на фронте вновь появятся симптомы брожения, необходимо будет отдать приказ об отводе группы армий за Прут и далее на линию Галац, Фокшаны, отроги Восточных Карпат».

Фриснер вспоминал:

«Противнику удалось прорвать фронт 4-й румынской горнопехотной дивизии и продвинуться на несколько километров вперед. Дивизия была полностью разгромлена. В результате дрогнула и соседняя 21-я румынская пехотная дивизия, которая после взятия русскими Раскети разбежалась. Значительная часть личного состава обеих румынских дивизий бросила свои позиции еще во время артиллерийской подготовки. В связи с этим вся тяжесть обороны легла почти исключительно на немецкие дивизии…

Противник неожиданно быстро сумел глубоко вклиниться в расположение 7-й и 5-й румынских пехотных дивизий, которые покинули свои позиции без боя, в то время как немецкие соединения, в особенности попавшие в крайне трудное положение 76-я и 79-я пехотные дивизии, покинутые справа и слева своими румынскими соседями, героически сражались и удерживали свои позиции».

По мнению тогдашнего начальника Генерального штаба сухопутной армии Гейнца Гудериана, своевременный отход на линию Галац, Фокшаны, гребень Карпат мог спутать русским карты и «сократить протяженность фронта таким образом, чтобы можно было удержать фронт и без помощи Румынии».

Однако даже отвод немецких войск на указанную линию еще до начала советского наступления и вывод в тыл ненадежных румынских войск все равно не предотвратил бы катастрофы. Советское преимущество было слишком велико. С отводом с фронта румынских войск оно стало бы четырехкратным по общей численности войск и еще более заметным — в боевых частях. На направлении главных ударов войска 2-го и 3-го Украинских фронтов легко могли создать численный перевес в 7–8 раз, который гарантировал быстрый прорыв обороны. Отступление еще больше деморализовало бы румынские войска, а их отвод с фронта только облегчил бы свержение Антонеску, подготовка к которому велась уже с конца июля. Немецким войскам под натиском советских войск неизбежно пришлось бы оставить Бухарест и Плоешти и отступать в венгерскую Трансильванию, а это гарантировало бы, что румыны, не желавшие воевать бок о бок с венграми и мечтавшие вернуть Трансильванию, просто сдались бы в плен советским войскам.

21 августа Фриснер встретился с Антонеску. Германский генерал вспоминал:

«В ответ на мое замечание о подозрительном поведении румынских войск накануне и в первый день сражения Антонеску сказал, что и для него нежелание румынских войск сражаться было полной неожиданностью. Во время поездок на фронт у него сложилось впечатление, что части, сдавшие свои позиции, не имели причин отступать. Он полностью согласился, что румыны сражались плохо.

Однако маршал не был склонен согласиться с тем, что подлинной причиной недостаточной стойкости румынских войск являлись политические интриги. Он сказал, что румынских солдат, конечно, нельзя сравнивать с немецкими и что это прежде всего относится к офицерскому корпусу. Он, по его словам, приказал принять самые жесткие меры в отношении дезертиров и трусов и, по-видимому, сдержал свое слово. Он сам выезжал в войска и там, где это было необходимо, лично наводил порядок. Мне было известно, например, что он организовал офицерские заградительные группы для борьбы с дезертирством, которым были даны большие права».