Читать книгу - "Босфорская война - Владимир Королев"

Описывая ту же битву, Мустафа Найма дал казакам и их военно-морской деятельности самую высокую оценку: «Смело можно сказать, что более дерзкого народа, чем казаки, менее заботящегося о жизни, менее питающего страх к смерти, найти на земле невозможно. По свидетельству лиц, понимающих толк в морском деле, сволочь эта ловкостью и мужеством в подобных на воде сражениях более страшна, чем другой какой-либо народ…» Это эмоциональное признание весьма знаменательно для официального хрониста Османской империи, особенно если учесть, что тогдашними главными врагами Турции на море, кроме казачества, были Венеция с ее великолепным, «эталонным» флотом и великая Испания — владычица Атлантики и Америки, обладавшая громадными океанскими военно-морскими силами.

Отвагу казаков при Карахармане А.Л. Бертье-Делагард определяет как «отчаянное мужество» («лезли на абордаж с отчаянным мужеством»), но думаем, что здесь подобрано не слишком удачное выражение. Казаки, вовсе не считая свое положение безнадежным, первыми атаковали и надеялись победить, а отчаянно сопротивлялись оборонявшиеся турки. Точнее выражается П.А. Кулиш: «Мусульмане бились отчаянно, казаки бешено». Собственно, об этом прямо говорит Найма: «Началась ужасная битва, в которой мусульмане сражались с несказанным мужеством и крайним отчаянием…»

Сильнейшей атаке подверглась капудана — флагманский корабль главнокомандующего флотом, великолепно украшенная галера, несшая на грот-мачте особый красный флаг с изображением серебряного меча и арабесок и на корме три роскошных фонаря и имевшая больше обычного матросов, солдат, гребцов (7 рядов) и пушек^[392].

По словам Мустафы Наймы, «корабль капудан-паши оказался в страшнейшей опасности и едва не стал добычей разъяренной сволочи, ибо проклятые, узнав его по трем фонарям, украшающим корму, бросились на него с яростью с боков и спереди, потому что сзади [он] был обсажен орудиями и многочисленным ручным оружием^[393]. Несмотря на густо падающие трупы, двести негодяев взобрались на корабль^[394], ожесточеннейший бой начался на палубе, и от носа корабля до мачты все пространство так было завалено телами неверных, что пробраться уже было невозможно».

Незавидное положение флагманской галеры заметно усугубилось тем, что, согласно последнему источнику, ее гребцы, «все собранные из казацких пленников^[395], перестали работать веслами и, наверное, ударили бы с неприятелем на мусульман, если бы им прежде не заковали ноги в железо».

Д.И. Эварницкий замечает, что атаковавшим казакам «помогали гребцы-невольники тем, что, бросив весла, перестали управлять галерами». Это, конечно, сказано неточно, потому что гребцы и до того не управляли кораблями. А.Л. Бертье-Делагард отмечает «для ясности дела, что мужество Козаков и нечаянность их нападения (в морских боях. — В.К.) имели огромное значение, но не меньшее имело также и то обстоятельство, что невольники, большею частью те же козаки, как только начинался абордаж галеры, бросали весла, переставали грести и тем лишали галеры возможности управляться и двигаться; так и было на капитане, да, вероятно, и на других (галерах. — В.К.)». С автором в целом можно согласиться, добавив только, что источники не подтверждают обычное большинство пленных казаков среди рабов-галерников и что Найма прямо не говорит об отказе работать веслами на прочих кораблях эскадры, однако предполагать это можно по замечанию об отсутствии при штиле взаимопомощи между галерами, т.е. об их обездвижении.

Известия английского посольства от 30 июля и письмо французского посла от 5 октября (25 сентября) сообщают о бое на капудане короче, но в том же смысле и с дополнительными подробностями. «Дважды они (казаки. — В.К.), — говорится в известиях, — подступали к грот-матче адмирала турок, убив 3 (людей. — В.К.) у штурвала и разбив руль, который опять был прикреплен 4 христианскими невольниками…» Казаки, читаем в письме, «были уже на реале, обрубая снасти^[396] и снимая румпель, поставив пашу моря в бедственное положение».

Наконец, Э. Дортелли, ссылаясь на очевидцев сражения, сообщает, что казаки «уже было завладели рулем реалы»^[397]. Правда, под воздействием А.Л. Бертье-Делагарда, понимавшего эту фразу как фигуральное выражение, переводчик Н.Н. Пименов в полной русской публикации Э. Дортелли «руль реалы» заменил «кормовой частью адмиральской галеры». Сам же А.Л. Бертье-Делагард замечает, что в публикации дан хотя и не дословный, но зато более точный перевод. На этом примере видна необходимость, по крайней мере во многих случаях, дословного, а не художественного перевода источников: из сравнения текстов Э. Дортелли, английских известий и Ф. де Сези ясно видно, что итальянец писал о конкретном руле галеры, а не о фигуральной корме^[398].