Читать книгу - ""Русская освободительная армия" против Сталина - Иоахим Гофман"

3) Главное гражданское управление во главе с генерал-майором Закутным, в компетенцию которого входили все вопросы, связанные с условиями жизни и труда, правовым положением и социальным статусом миллионов соотечественников, находившихся по эту сторону линии фронта, восточных рабочих, беженцев и военнопленных [886]. Главному гражданскому управлению был подчинен школьный отдел, а также – по крайней мере, в материальном отношении – Союз молодежи народов России (СМНР) под руководством Дьячкова и капитана Лазарева [887]. Далее, при выполнении своих задач оно использовало медицинское управление [888], а также две родственные структуры, имевшие большое социальное значение, – Общество Красного Креста во главе с профессором Богатырчуком [889] и организацию «Народная помощь» под руководством инженера Алексеева [890].

4) Главное управление пропаганды во главе с генерал-лейтенантом Жиленковым, которое ведало распространением политических идей Освободительного движения, а также в широком смысле слова заботой о духовном благополучии русских соотечественников [891]. Непосредственным рупором движения являлось Информационное бюро (Информбюро) КОНР под руководством Ковальчука. В Главном управлении пропаганды было объединено несколько специализированных подразделений:

а) организационно-методический отдел [892],

б) отдел прессы во главе с Буркиным, обеспечивавший издание газет Освободительного движения общим тиражом 250 000 экземпляров: официального органа КОНР «Воля народа» под редакцией Жиленкова и Казанцева, военного органа КОНР «За Родину» под редакцией полковника Пятницкого и газеты ВВС «Наши крылья» [893],

в) радиоотдел во главе с Дубровским и Дудиным, при нем радиостанция, ежедневно передававшая 6 программ КОНР на русском языке [894],

г) отдел пропаганды среди военнопленных во главе с полковником Спиридоновым,

д) отдел культуры и искусства во главе с Новосильцевым [895].

Кроме того, при КОНР был создан Совет по делам вероисповеданий во главе с профессором Будзиловичем, имевший задачу заниматься делами всех церквей и вероисповеданий с целью обеспечения полной свободы религии и религиозно-нравственного воспитания в соответствии с историческими традициями народов России. Прежде всего нужно было создать возможности для отправления религиозных обрядов в войсковых частях РОА, а также в лагерях военнопленных и восточных рабочих. С этой целью 18 января 1945 г. было издано обращение к священнослужителям – не только православной церкви, но и других конфессий: поставить свою деятельность на службу «великому делу освобождения народов России от большевистского ига» [896].

Кроме того, важную, хотя и, естественно, скрытую роль в аппарате КОНР играло

5) Управление безопасности во главе с подполковником Тензоровым.

Уже один взгляд на внешнюю структуру Комитета освобождения дает представление о том, что его активность должна была проявляться в иных направлениях, чем «шпионаж, диверсии и террор», как внушают советские публикации. Так, в частности, тезис Тишкова утверждает, что Власов видел свою задачу в первую очередь в том, чтобы рекомендовать фашистам методы еще большей эксплуатации русских рабочих, находящихся в сфере германского влияния, и еще более эффективные меры повышения производительности их труда, а именно за счет урезания продовольственных рационов и предоставления худших помещений тем, которые не выполняли свои нормы [897]. Не в последнюю очередь в этом образе действий и проявлялась измена Власова интересам «советского» народа. Точно так же, как восточных рабочих, он якобы подвергал новым мучениям и военнопленных. Мол, пропагандисты РОА выдавали гестапо членов Коммунистической партии, политработников, сотрудников особых отделов и вообще всех антифашистски настроенных военнопленных. Вдобавок тяжелое положение военнопленных использовалось для того, чтобы путем обмана, угроз или применения насилия побудить их «к переходу на сторону врага». Естественно, не обходится без указания на то, что «подавляющее большинство находившихся в плену советских людей» «оставались верны своей Родине» и предпочитали скорее «принять издевательства, пытки и даже смерть», чем изменить советской власти [898].

Тишков и Титов, которые и в других случаях постоянно противоречат себе, тем самым ставят вещи с ног на голову. Ведь Советский Союз (Японию можно оставить без внимания) был единственным государством на свете, которое объявило уже само пленение своих солдат опасным преступлением. Следовательно, вообще больше не было нужды побуждать военнопленных к измене, т. к. они уже из-за факта своего пленения считались перешедшими на сторону врага и тем самым изменниками советской власти. Здесь нет необходимости и еще раз напоминать о том, как с ними обращались после войны [899]. Немногим лучше обстояло дело с восточными рабочими, которых советское правительство обвиняло в «сотрудничестве с оккупантами» и, соответственно, притесняло как «пособников фашистов», хотя их чаще всего принуждали к работе в Германии суровыми и даже жестокими методами [900]. Поучительным примером отношения к этим людям является случай в лагере восточных рабочих Краппамюле, расположенном у восточной границы Верхней Силезии, на реке Малапане [Мала-Панев. – Примеч. пер.] [901]. 20 января 1945 г. советские танки достигли района этого лагеря, населенного русскими и украинцами. О том, что произошло далее, в русской печати сообщалось следующее: «Советские танкисты, увидевшие выбегающих соотечественников, прервали свое движение. У одного из танков открылся люк. Из него показался командир. Не покидая танка, он приказал всем находящимся в лагере собраться на лагерном плацу. Когда большинство живущих в лагере, в основном девушки и женщины, а также старики и эвакуированные дети, собрались, танки внезапно открыли по ним огонь из пулеметов. Тех, кто пытался убежать, преследовали на танках и давили гусеницами. В течение немногих минут были уничтожены несколько сот человек». То, что здесь, очевидно, имел место не единичный случай, хотя и особенно вопиющий, вытекает из обсуждения положения на фронте в Ставке фюрера 27 января 1945 г. А именно, Гитлеру сообщили, что Советы, помимо пленных добровольцев, «убивают и русских рабочих, которые работали у нас. Доказательства у нас уже есть. Они их всех убивают» [902]. Из восточных рабочих, попавших в руки советских властей после войны, видимо, только меньшинству (согласно оценкам, 15–20 %) разрешили вернуться в родные места. Большинство из них было депортировано или наказано каким-то иным образом [903].

Уже принципиальная позиция советского правительства в отношении около 6–7 миллионов восточных рабочих и 1,5 миллиона военнопленных выдает лицемерие жалоб советской стороны на мнимое издевательство генерала Власова над этими людьми. А проявленное Тишковым и Титовым участие к судьбам советских граждан, находившихся в руках немцев, представляется по этой причине не просто голословным, оно и фактически ни в коей мере не оправдано, т. к. Власов в действительности с самого начала посвящал русским соотечественникам все свое внимание и заботу. КОНР как раз мог считать своей заслугой, что предпринимал все возможное, чтобы изменить участь этих людей, записанных собственным правительством во враждебные элементы, покинутых всем миром и живших чаще всего в жалких условиях. Что было конкретно предпринято в этом отношении, должно стать предметом хотя бы краткого рассмотрения.