Читать книгу - "Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле - Вадим Волобуев"

Несмотря на сдержанную тональность выступления Иоанна Павла II, сам факт его встречи с лидерами оппозиции расценивался как поддержка этих лидеров. «Солидарность» вышла на международный уровень!

* * *

К моменту встречи с вожаками оппозиции Войтыла уже несколько недель по два часа ежедневно учил японский и тагальский языки — готовился к пастырскому визиту в Азию^[748]. Цель визита — беатификация филиппинского мученика Лоренсо Руиса, казненного по приказу японских властей в 1637 году.

Понтифика приглашали на Филиппины еще в 1979 году, но тогда визит не состоялся. Как предполагали работники советского МИД, это произошло из‐за несоблюдения прав человека в стране. И лишь когда Маркос послал сигнал, что хочет отменить чрезвычайное положение, Святой престол вернулся к идее поездки^[749].

У Войтылы была и еще одна, личная причина наведаться в Азию — он давно мечтал посетить край, в котором протекала деятельность Максимилиана Кольбе. Последний из сподвижников беатифицированного Павлом VI францисканца, Зено Жебровский, еще жил. Ходила даже легенда, что он не умрет, пока не увидит понтифика из Польши. Они, правда, уже встречались на церемонии причисления Кольбе к лику блаженных, но тогда Войтыла был архиепископом. Теперь же, в ранге папы, он посетил Японию и успел встретиться с девяностолетним старцем за четырнадцать месяцев до его кончины. Ради такого случая Жебровского доставили из больницы в кафедральный собор Токио.

Азия — большой вызов для римско-католической церкви. Самая населенная часть света вместе с тем и наименее христианизирована. Причина — наличие укорененных религий и философий с разработанной догматикой: буддизма, даосизма, конфуцианства, индуизма, ислама. Для наместника апостола Петра, понятно, это был не аргумент. Он рассматривал Азию не как альтернативный путь развития, а как поле для евангелизации, вроде доколумбовой Америки или Африки. При этом, кажется, он не очень забивал себе голову принципиальным отличием азиатских культур от всех прочих. Весь мир должен принять благую весть о спасении — это для Войтылы было аксиомой. Ведь лишь учение Христа придает жизни смысл.

Путешествие в Азию сулило трудности не только по причине культурных расхождений. Инициатива поездки исходила от манильского кардинала Хайме Лачике Сина, этнического китайца, находившегося в оппозиции к режиму Фердинанда Маркоса. Филиппинская церковь, к счастью для Святого престола, не успела впитать в себя теологию освобождения, но священники были настроены не менее боевито, чем их латиноамериканские собратья. Невзирая на категорический запрет римского папы участвовать в политике, Хайме Син и ведомая им церковь в дальнейшем не раз окажутся вовлечены в бурные события — например, в свержение того же Маркоса. Как реагировать на это? Ведь Маркос был не менее ревностным католиком, чем правые диктаторы в Южной Америке. Приветствуя Иоанна Павла II в аэропорту, он ошарашил гостя настоящей проповедью о том, что Христос жаждет любви, а не насилия, что общество нуждается в смирении, а не в дерзости, что мир полон аморальности и приспособленчества и что бедным быть не стыдно, ведь именно нищие оказались избранниками Мессии^[750]. И эти благородные, возвышенные слова произносил человек, чья жена вела подчеркнуто роскошный образ жизни на фоне нищеты миллионов сограждан!

Встреча понтифика в аэропорту Манилы превзошла своей торжественностью любую другую встречу иностранного гостя. Филиппинский диктатор приветствовал Иоанна Павла II артиллерийским салютом и военным парадом^[751]. Однако ни эта помпезность, ни ораторское искусство Маркоса не подкупили Иоанна Павла II: выступая перед ним в президентском дворце, понтифик опять заявил, что национальная безопасность — не основание ограничивать права человека^[752]. А беспардонную супругу президента, которая на личном самолете повсюду следовала за гостем, спеша покрасоваться перед камерами, первосвященник просто игнорировал^[753].

Афронт, постигший филиппинского диктатора, пытавшегося изменить отношение мира к своему обновленному режиму, отметили и советские дипломаты, которые вообще с неожиданной объективностью осветили визит Иоанна Павла II в островное государство. В частности, они отметили, что римский папа, несмотря на неприятие политической деятельности клира, нередко в ходе визита высказывался в противоположном духе. Наиболее ярко это проявилось 20 февраля в его речи перед работниками сахарных плантаций в Баколоде: «Церковь без колебаний встанет на сторону бедных и послужит рупором тех, к чьему голосу не прислушиваются. Она будет не просить милости, а требовать справедливости»^[754].

Пакистан, Филиппины, Гуам, Япония. Наместник святого Петра не впервые приехал в Азию (в 1970 году большой вояж туда совершил Павел VI), но зато впервые совершил церемонию беатификации вне Европы, впервые посетил Японию, впервые встретился с микадо и впервые провел богослужение на Аляске (Анкоридж стал последним пунктом в поездке Войтылы). Наконец, впервые нога римского первосвященника ступила на пакистанскую землю. Павел VI, правда, уже был в Пакистане, но не в Западном, а в Восточном, который вскоре получил независимость и взял себе имя Бангладеш. Теперь же Иоанн Павел II на четыре часа приземлился в Карачи, где его встретил диктатор Мухаммад Зия-уль-Хак, местный «Пиночет», тремя годами ранее свергший законного президента Зульфикара Али Бхутто, который, впрочем, тоже не слишком тяготел к демократии. Иоанн Павел II в свое время просил Зия-уль-Хака помиловать Бхутто, но тот остался неумолим и повесил предшественника. Вряд ли это обстоятельство способствовало налаживанию отношений^[755]. Впрочем, о гибкости Зия-уль-Хака свидетельствует уже то, что он согласился пустить в свою страну римского папу, несмотря на недовольство миллионов местных мусульман. За день до приезда Войтылы на стадионе, где он должен был выступить перед католической общиной, прогремел взрыв. Пакистан пребывал в состоянии подспудной гражданской войны, обострившейся после ввода советских войск в соседний Афганистан.

* * *

В ноябре 1980 года Иоанн Павел II совершил апостольский визит в ФРГ. Войтыла, судя по всему, вообще был расположен к немецкому клиру. Недаром именно на краковского архиепископа Вышиньский возложил обязанность передать «Обращение» польских иерархов германским собратьям. Даже спустя много лет понтифик будет вспоминать, какое глубокое впечатление произвел на него вид немецких семинаристов, молившихся у гроба Станислава Костки в 1947 году: «В сердце христианства, озаренные лучами святой традиции, встречались народы и, возвышаясь над трагедией войны, которую все мы так тяжко пережили, закладывали основы единого мира»^[756].