Читать книгу - "Джордж Лукас. Путь Джедая - Брайан Джей Джонс"

Несмотря на постоянные попытки, Лукас «снимал» не то чтобы уж много девушек. «У меня никогда не было постоянной подружки, как у всех в старшей школе, – рассказывал он. – Я просто ездил кругами, цеплял девчонок и надеялся на лучшее»^[129]. Он якобы потерял девственность на заднем сиденье автомобиля, но, похоже, «охота» – сам ритуал – ему нравилась больше, чем трофей^[130]. «Круизинг похож на рыбалку, – объяснял Лукас позднее. – Но здесь ты не обязан ловить акулу. По большей части ты просто сидишь, разговариваешь, хорошо проводишь время… Иногда вытаскиваешь рыбку, но все это так… ничего особенного»^[131].

А вот что его действительно интересовало, так это гонки. С усовершенствованной «Бьянкиной» Лукас обладал мощью, с которой приходилось считаться на длинных прямых дорогах Модесто; маленький автомобиль теперь стал воплощением скорости, низкий и легкий, с водителем, который к тому времени все еще весил едва ли сорок пять килограмм. «Джордж обгонял всех, – вспоминал Пламмер с восхищением. – В этом он был и правда хорош». Лукас заводил двигатель, а потом «резко срывался с места, переключая передачи тремя движениями… Это было возбуждение от осознания, что ты очень хорош в чем-то»^[132]. Неудивительно, что он стал легкой добычей для полиции Модесто. Ему выписали столько штрафов за превышение скорости, что пришлось явиться в суд и вдобавок надеть для этого ужасный пиджак.

Лукас погрузился в мир автомобилей. Теперь он знал, чего хочет от жизни. Гонок по пустынным улицам Модесто ему было недостаточно, он мечтал стать профессиональным гонщиком. К несчастью, по калифорнийским законам он не мог официально участвовать в гонках до двадцати одного года. Так что Лукас нарезал круги на северокалифорнийских соревнованиях по автокроссу, ведя свой маленький «Фиат» через препятствия на автомобильных стоянках или по трассам на аэродромах, обозначенных красными конусами. Он даже выиграл несколько наград и тем самым завоевал уважение среди других автолюбителей в местной мастерской.

Однако среди них был водитель классом повыше – Алан Грант из того же Модесто, на четыре года старше Джорджа. Он тоже участвовал в автокроссе и, похоже, никогда не проигрывал. Влюбленный в скорость Лукас относился к нему с огромным восхищением. «Я гонял быстрее всех, это впечатлило Джорджа, и мы стали друзьями», – рассказывал Грант^[133]. В Гранте Лукас нашел еще одного кандидата на роль старшего брата, к которому можно «прилепиться». Он стал механиком у Гранта и по необходимости сменял его за рулем. Когда все склонялись над двигателем машины Гранта, Лукас мог слегка вывести из себя Гранта и остальных в мастерской. «Он постоянно тараторил… “Как насчет этого? А вот это будем делать?”, – рассказывал Грант. – Знаете, мы не относились к нему серьезно. Но он нам нравился»^[134].

Гоночное сообщество дало Лукасу столь необходимую упорядоченность. Это, конечно, не школа, но сообщество было дружным, организованным и уважаемым, пусть и в среде андеграунда. Лукас вступил в недавно сформированный клуб спортивных автомобилей Ecurie AWOL – созданный лишь для того, чтобы его члены могли посещать соревнования по автокроссу, – и занялся почтовой рассылкой клуба: писал тексты, заполнял страницы изображениями автомобилей. Тогда же он получил свою первую настоящую работу – механика в автомастерской. Он все еще выглядел как бриолинщик, но вел себя как профессиональный механик: чинил автомобили, перебирал двигатели и входил в экипаж Гранта на гонках, которые тот продолжал выигрывать почти без видимых усилий^[135].

Конечно, круг его интересов не ограничивался круизингом и гонками. Автомобиль подарил Лукасу и «его собственную жизнь» – свободу исследовать мир за пределами Модесто^[136]. Увиденное ему понравилось. В первую очередь – артхаусные кинотеатры, где показывали фильмы, о которых он никогда не слышал: афиши пестрели странными и чарующими названиями, такими как «Четыреста ударов» или «На последнем дыхании», и именами режиссеров, которые звучали экзотически, – Трюффо, Годар. Экзистенциальные темы, актуальность, «прыгающая» камера и самовыражение на публику – благодаря всему этому Лукас понимал, что фильмы так называемой французской «новой волны» чувствуешь иначе, чем те картины, которые он видел в кинотеатрах Модесто. «Я обожал стилистику Годара, – говорил Лукас позднее. – Его графика, чувство юмора, то, как он изображает мир, – он невероятно кинематографичен»^[137]. В 1962 году Лукас еще не мог точно сформулировать свои мысли о французской «новой волне»; но он знал наверняка, что эти фильмы – не такие, как «Капля» или «Парень-золушка».

Лукас и Джон Пламмер постоянно ездили на север Калифорнии, в Беркли. Они заходили в «Каньон» – «передвижной кинотеатр», недавно основанный авангардным режиссером Брюсом Бейлли и его коллегами-единомышленниками. Там показывали андеграундные, экспериментальные и авангардные фильмы. Лукас никогда не видел ничего подобного. Изначально Бейлли устроил кинотеатр на заднем дворе своего дома в калифорнийском городе Каньон; он подавал бесплатный попкорн и вино, а проектор стоял на кухне и передавал изображение через окно на экран, раздобытый на распродаже армейского имущества. Позже в других местах фильмы проецировались просто на простыню^[138]. Бейлли в основном показывал местных режиссеров, фильмы которых не могли попасть в прокат, но в его кинотеатре крутили и картины зарубежных мастеров вроде Федерико Феллини, Ингмара Бергмана и Йонаса Мекаса. Лукасу все они казались интересными, но больше всего ему нравились авангардные фильмы, «более абстрактные по природе»^[139]. После кинопоказов Лукас возвращался в Модесто на своей «Бьянкине» с головой, переполненной образами и звуками.

Его родители ничего не знали о происходящем: ни о ночных поездках «по Десяточке», ни о гонках с Аланом Грантом, ни об авторском кино в Сан-Франциско. «Просто по вечерам он куда-то уезжал», – вспоминает его сестра Венди^[140]. Отца все это не интересовало – такое отношение стало уже привычным и, если оглянуться назад, скорее всего понятным. «Я был бунтарем, – говорит Лукас. – Плохо учился в школе. Отец считал, что я собираюсь стать автомехаником и ничего не достигну… Мои родители… нет, моя мать, матери никогда не ставят крест на сыновьях… но мой отец точно поставил на мне крест»^[141].