Читать книгу - "Последние бои Вооруженных Сил Юга России - Сергей Волков"

Во время 1–й Великой войны, как и во время Гражданской, пехотинцам редко приходилось видеть боевые действия своей кавалерии. Мне пришлось быть свидетелем одного крупного кавалерийского дела, которому, как мне кажется, наша зарубежная военная литература незаслуженно уделила мало внимания.

27 декабря 1919 года, по причине оставления 4–м Донским корпусом генерала Мамантова фронта Нахичевань — Новочеркасск и увода его за Дон, Корниловской ударной дивизии было приказано прекратить уличный бой в Нахичевани и, форсируя Дон, занять и оборонять Батайск.

После ухода Добровольческой армии за Дон на фронте против станиц Аксай — Гниловская обстановка рисовалась следующим образом: станицу Ольгинскую сначала занимали донцы, затем Марковская дивизия. Станица Койсуг, прикрывавшая Батайск со стороны Гниловской, была занята Корниловским Конным дивизионом; в районе станицы Хомутовской расположился 4–й Донской корпус генерала Мамантова. До 6 января большевики несколько раз пытались атаковать Батайск, но каждый раз отбрасывались к Ростову. Наступая по местности ровной и всюду открытой, без хороших артиллерийских позиций, они несли большие потери.

6 января начальник штаба Корниловской дивизии только что хотел подписать очередное срочное донесение в штаб корпуса, что ночь прошла спокойно и со стороны противника ничего не замечается, как от «Штабного эскадрона» 1–го полка получил следующее донесение: «6–го января 7 час. утра. Треугольник камышей против Нахичевани. Сильные, непрерывные колонны кавалерии противника переходят Дон по мосту и по льду. В бинокль вижу большое скопление большевиков по всему берегу против Нахичевани. Продолжаю наблюдение за противником. Огнем из камышей буду его задерживать. Шт.‑кап. Натус ^[12]». В штабе дивизии затрещали аппараты, зазвонили телефоны и вместо утешительного «на фронте без перемен» полетели тревожные донесения. Немедленно штаб корпуса сообщил, что в Батайск выступают: дивизия казаков генерала Топоркова и кавалерийская бригада генерала Барбовича.

По–видимому, чтобы сковать Корниловскую дивизию, одновременно с конницей со стороны ростовского железнодорожного моста через Дон, поддержанные сильным артиллерийским огнем, появились большевистские стрелковые цепи. Развернувшись в эшелоны, массы конницы противника заполнили пространство между Батайском и Ольгинской. Уже было приказано одному из Корниловских полков приготовиться ударить во фланг большевистской конницы, как голова колонны бригады Барбовича, а за ней дивизии Топоркова, прикрываясь высокой железнодорожной насыпью–дамбой, подошла к месту расположения штаба Корниловской дивизии в Батайске. Обменявшись несколькими фразами с начальником Корниловской дивизии, генералы Топорков и Барбович выехали к крайним хатам, откуда перед ними открылась освещенная солнцем, слегка запорошенная снегом, блестящая степь, по которой, куда только можно было метнуть взором, как мурашки, но в порядке двигались эшелоны большевистской конницы.

В ту пору я имел честь исполнять обязанности старшего адъютанта штаба дивизии, и начальник штаба приказал мне наблюдать и присылать донесения о действиях кавалерии. Я верхом подъехал к генералам Топоркову и Барбовичу. Оба они стояли с поднятыми биноклями на пустой телеге.

— Красота! — не отрывая от глаз бинокля, произнес Барбович.

— Как по–вашему, — спросил Топорков, — сколько их? Барбович провел по сторонам биноклем и ответил:

— Помните, Ваше Превосходительство, как наши земляки говорили — «видимо–невидимо». Я полагаю, что прямо перед нами тысяч 12 — 14, а то, что в той мгле в направлении Нахичевани, пока еще не видно. — И генералы вполголоса начали совещаться о предстоящих действиях. Совещание их длилось не больше минуты, после чего им подали лошадей, и они крупной рысью поехали к своим частям, которые за железнодорожной дамбой были совершенно невидимы со стороны противника.

У штаба дивизии генерал Барбович, задержавшись на несколько секунд, просил начальника штаба всеми мерами поторопить генерала Мамантова развернуться против фронта большевиков, дабы не дать им возможности переменить направление на Батайск, и сказал, что наша кавалерия атакует большевиков во фланг. Перед штабом дивизии, где только что совещались генералы, выехала конная батарея капитана Мейндорфа и сейчас же прямой наводкой открыла беглый огонь.

Захваченный нашим разъездом красноармеец показал, что наступает вся конная армия Буденного. Маневр ее был ясен: оставив заслон против Хомутовской, выйти на линию железной дороги Ростов — Тихорецкая и, ликвидировав с тыла Корниловскую дивизию, начать бродить по нашим тылам.

Уже передние эшелоны буденновцев, над которыми рвались шрапнели конной батареи, проходили Батайск. Они то останавливались, то, переходя в рысь и галоп, перестраиваясь, шли в принятом направлении на Хомутовскую и, казалось, на Батайск не обращали внимания. Но вот у них со стороны Батайска, из‑за насыпи железной дороги, сначала показалась густая вереница лошадиных голов, за ними всадники, и лава за лавой, эшелон за эшелоном, как волны, подымаясь и опускаясь через дамбу, стали быстро выходить кавалеристы Барбовича и казаки Топоркова. Передние их ряды, блеснув на солнце шашками, пошли рысью, за ними все остальные. Буденный никак не рассчитывал на появление нашей кавалерии со стороны Батайска. Далее — величественная картина! До шести тысяч нашей конницы пошли галопом. Большевики начали было менять направление на Батайск, но сразу смешались, и обратный фронт в 5 — 6 верст, на котором развернулось до 20 тысяч конницы противника, покрывшись мглой, превратился по виду в потревоженный муравейник.