Читать книгу - "Екатерина Дашкова - Александр Воронцов-Дашков"

В конце концов, неприятие Дашковой развлечений и веселости двора привело к колкостям и насмешкам над ней друзей и родственников^[64]. Гордая и независимая, она пыталась как можно лучше скрывать свои чувства одиночества и неудовлетворенности. Она продолжала свои занятия, и книги стали ее главным интересом. Благодаря своей эрудиции она сошлась с Иваном Шуваловым, «ревнителем муз» и любовником императрицы Елизаветы. Франкофил и покровитель литературы, искусств и наук в России, он вместе с М. В. Ломоносовым основал в 1755 году Московский университет и стал его первым куратором. Он также создал в Петербурге Российскую академию художеств, которую возглавлял до 1763 года. Его дом находился рядом, на углу Невского проспекта и Большой Садовой, и в течение нескольких лет Дашкова принимала участие в его литературном кружке — месте сбора наиболее влиятельных русских писателей XVIII века. Там, в ярко освещенной угловой комнате, интеллектуальная элита Петербурга собиралась по вечерам, чтобы обсуждать искусство, литературу и философию. Многие годы собрания у Шувалова посещали Ломоносов и Сумароков, известные своими шумными и горячими спорами; бывал здесь и вечно хмельной Костров, переводчик Гомера. Среди участников были Державин и денди Богданович, который всегда был одет по последней французской моде и отказывался обсуждать свои сочинения, предпочитая свежие сплетни. Шувалов сидел в большом кресле, окруженный книгами и друзьями, говоря обычно по-русски, но выделяя важные пункты французскими словами и фразами. Он был очарован Дашковой, энергичной и эрудированной молодой женщиной, поощрял ее и добывал для нее все последние зарубежные издания.

Библиотека Дашковой вскоре выросла до 900 томов, а позже будет оцениваться в 4500 книг. Она станет одной из главных книжных коллекций того времени в России^[65]. Дашкова писала: «Никогда самые изящные драгоценности не доставляли мне такого удовольствия, как книги; на покупку их я тратила почти все свои карманные деньги» (16–17/40). Она приобрела «Большой исторический словарь» Луи Морери^[66] и «Энциклопедию» Дидро и д’Аламбера^[67], которая вышла в семнадцати томах (с одиннадцатью томами иллюстраций) между 1751 и 1772 годами. Эти тома представляли собой величайшие литературные памятники Европы XVIII века. Статьи в «Энциклопедии» познакомили Дашкову с сочинениями Дидро и других философов (philosophes), например, Кондильяка, Монтескье и Гельвеция. «Энциклопедия» была тем более привлекательна для молодой Дашковой, что она была запрещена королевским режимом Франции в конце 1750-х годов и осуждена папой. Кроме описания новейших научных открытий, особенно в естественных науках, философы пропагандировали основанные на идеях Просвещения реформы в торговле, государственном управлении и других областях. Они познакомили свою заочную русскую ученицу с понятием прогресса, основанного на натуральной философии, с объективным изучением природы и физического мира до развития современной науки. В своих идеях они стремились обеспечить социальную справедливость через просвещение людей, развитие их рациональных способностей и установление честных и справедливых законов и методов управления. Впечатлительная Дашкова начала пересматривать свою элитарную роскошную жизнь, когда встретилась с духом оппозиции неравенству, нарушению закона, нетерпимости и религиозным авторитетам.

Чтение научило Дашкову смотреть критически и без уважения на мир своего детства. Рюльер пишет, что уже в пятнадцать лет она имела республиканские взгляды, «вслух роптала против русского деспотизма и изъявляла желание жить в Голландии, в которой хвалила гражданскую свободу и терпимость вероисповеданий»^[68]. Ее недовольство status quo было основано на ожидании, что преобразование общества может быть достигнуто внедрением справедливых законов, демократических принципов и индивидуальной свободы. Необходимое образование граждан и авторитет науки поддержат постепенное изменение. Дашкова ратовала не за революционный переворот существующего порядка, но за введение реформ, основанных на новых отношениях между государством, его лидерами, правящим классом и народом. Для нее французские философы были в первую очередь критиками деспотизма и тирании. Они призывали к модели управления, основанной на принципах разума, законности и гуманизма, чтобы заменить устаревшие, жестокие и аморальные системы.

Важной книгой, которая помогла Дашковой сформировать идеи о неразделимости образования и общественных преобразований, было сочинение К. А. Гельвеция «Об уме», повлиявшее на всех прогрессивных российских читателей, в том числе на Радищева. Гельвеций опубликовал свой трактат в Париже в 1758 году, но годом позже книга была осуждена указом парижского парламента и сожжена. В первом томе, на который Дашкова ссылается в своих «Записках», Гельвеций обсуждает интеллектуальное равноправие всех людей, из чего следует радикальная идея о том, что тот, кто развил и усовершенствовал свой интеллектуальный потенциал, может править страной вне зависимости от происхождения. Соглашаясь с Локком в том, что разум индивида сначала представляет собой «чистую доску», Гельвеций утверждал, что мы все рождены с одинаковыми способностями и что различия происходят из-за влияния всей совокупности образования. Однако недостаток практических рекомендаций по применению этих идей разочаровал Дашкову: «Я перечла „Об уме“ Гельвеция, и мне подумалось, что во втором томе этой книги автор развивает теорию, которая более соответствует принятым мнениям и существующему порядку вещей. Между тем мысли, изложенные в первом томе, способны внести в общество смуту и разорвать звенья цепи, скрепляющие части (пусть даже разнородные), из которых состоит государство. Привожу здесь это соображение, ибо впоследствии оно доставило мне истинное удовольствие» (15–16/39)^[69].

Дашкова ссылается на разработку Гельвецием своих теорий в работе «О человеке», опубликованной много позднее с ложными выходными данными, что привело к путанице относительно первого издания. Вероятно, эта книга вышла в Гааге в 1773 году при поддержке русского посла в Нидерландах Дмитрия Голицына^[70], с которым она была хорошо знакома и которого не раз упоминала в «Записках».