Читать книгу - ""Кроваво-Красная" Армия. По чьей вине? - Владимир Бешанов"

«ассигнования, произведенные на армию на февраль и на март, ставят армию в совершенно тяжкое положение, еще более ухудшающее ее нынешнее положение».

В ответ правительство выражало намерение еще более сократить военный бюджет даже

«за счет значительного сокращения боеспособности Красной Армии в течение летнего периода».

В августе Реввоенсовет принял специальное постановление, в котором говорилось, что сокращение сметы до 380 млн рублей неизбежно приведет к сокращению численности армии, а

«армия такой численности, т.е. ампутированная на 1/3, ни в коем случае не может отвечать задачам обороны, имея в виду реальные силы возможных врагов».

Правительство отвечало, что

«дело не в порядке выдачи ассигновок и не в недостатке кредитов, а в организационной стороне дела, в дефектах организационного характера».

Мол, не умеете вести хозяйство. Пришлось 610–тысячные вооруженные силы сократить еще на 50 тысяч человек.

Притом что введение НЭПа позволило в значительной степени восстановить экономический потенциал страны, и 1924 год оказался в этом смысле весьма удачным. То есть развал армии в условиях растущей экономики диктовался исключительно логикой внутрипартийной борьбы. Сразу после устранения Троцкого деньги на армию нашлись.

Работа по вытеснению сторонников Троцкого из военного ведомства приняла массовый характер в ходе одного из основных мероприятий военной реформы ― введения единоначалия. Ряд видных полководцев ― Федько, Фабрициус, Лацис, Дыбенко, Якир, Вострецов… ― обратились в Центральный Комитет с докладной запиской «Об итогах строительства Красной Армии к 6–й годовщине ее существования», в которой утверждали, что в войсках выросло достаточное количество преданных Советской власти командиров, способных обойтись без опеки комиссаров, превратившихся в тормоз военного строительства и занимавшихся в основном склоками и доносами. Ну, писать доносы ― самая прямая комиссарская обязанность, но властные их полномочия решили слегка ограничить.

Сталин переадресовал письмо Бубнову. Тонкость в том, что буквально за год до этого именно Андрей Сергеевич принципиально возражал против приказа Реввоенсовета №-511, допускавшего отсутствие комиссара даже при беспартийном начальнике и тем самым

«неоправданно сужавшего роль комиссаров в Красной Армии».

Партии тогда пришлось поправить преждевременную инициативу товарища Троцкого. Однако теперь ― совсем же другое дело!

Тщательно все взвесив, Бубнов предложил не форсировать введение единоначалия, а растянуть процесс во времени, не оказывать всем командирам огульное доверие, а подходить к каждому индивидуально в зависимости от уровня подготовки. Заодно переаттестовать весь командный и политический состав. А еще заодно, как выяснилось, и пересчитать, поскольку обобщенными сведениями о численности командиров, как и системой учета личного состава в армии, Штаб РККА не располагал.

В июне 1924 года была создана комиссия Оргбюро ЦК ВКП(б) по военным вопросам под председательством Бубнова. В рамках комиссии образовали специальную подкомиссию, имевшую исключительные полномочия по проверке деловых, профессиональных качеств и политических взглядов всего начальствующего состава. Члены комиссии определяли пригодность каждого командира и комиссара на роль командира–единоначальника на основании двух критериев: принадлежность к большевистской партии и умение проводить воспитательную работу среди подчиненных. Понятно, что сторонники Троцкого быть «умелыми проводниками политики партии» никак не могли.

В декабре 1924 года пленум РВС утвердил представленную Бубновым инструкцию по практическому осуществлению единоначалия и поручил проведение ее в жизнь Политуправлению РККА. Инструкция рекомендовала рассматривать введение единоначалия не как ликвидацию политсостава, а как способ совмещения функций партийного руководства, политического воспитания и военного обучения в одном лице. Проще говоря, каждый командир должен был стать в первую очередь комиссаром. Второй вариант ― комиссара и сделать командиром.

Поэтому пленум принял резолюцию, в которой отмечалось, что единоначалие необходимо вводить в двух формах. Полное единоначалие предполагалось, когда командир являлся членом партии и был облечен ее доверием. При таком командире назначался заместитель по политической части. Неполное единоначалие вводилось, когда командир был беспартийным или признан «недостаточно подготовленным» в политическом отношении. В этом случае при нем сохранялся чистокровный комиссар. 6 мая 1925 года ЦК принял постановление «О единоначалии в Красной Армии», в котором одобрялась проделанная в этом направлении работа и давались директивные указания о постепенном переходе к единоначалию, не снижая роли политсостава.

Бубнов указывал:

«Не надо думать, что мы, выдвигая кандидатов на ответственные должности в качестве единоначальников, ― замахиваемся на такой ценнейший институт, как комиссарский состав нашей армии. Ведь в армии остается громадный процент беспартийного командного состава. При полном доверии к нему мы тем не менее не можем допустить передачи ему руководства политической работой и тем более ― партийной… Великую армию политруков надо сохранить и укрепить».

Одновременно ― неуклонно увеличивать партийную прослойку среди командного состава. Бубновский пятилетний план предусматривал 100–процентное членство в партии командиров полков, дивизий и корпусов и не менее 60% командиров рот.

Введение единоначалия при сохранении «великой армии политруков» дало в руки партийного аппарата во главе с генсеком неограниченные возможности назначения, перемещения и освобождения от должности начальствующего состава армии и флота (работали вдумчиво, даже в конце 1928 года половина командиров были все еще «неполными» единоначальниками), что в итоге обеспечило Сталину полную победу в борьбе за армию.

Надо сказать, что Лев Давидович особо и не сопротивлялся. По окончании Гражданской войны блистательный лидер классовой борьбы зачах в атмосфере «идейной оседлости», часто и со вкусом хворал, страдая загадочной болезнью, избегал партийных шабашей и публичных дискуссий, лишь изредка строчил письма в Центральный Комитет, публиковал статьи в «Правде» и, отдыхая на курортах,

«всем своим существом ассимилировал уверенность в своей исторической правоте».

Осенью 1924 года нарком выступил с большой статьей «Уроки Октября», в которой пенял Зиновьеву и Каменеву на их старые грехи, напоминал о собственных заслугах в деле организации Октябрьского переворота и пытался выставить себя в качестве единственного и естественного преемника Ленина. Реакцию сторонников тройки нетрудно предвидеть: каждый написал по статье, где поведение Троцкого прямо называлось уже не фракционным, а антипартийным, указывалось его меньшевистское прошлое. И вообще, оказалось, что Лев Давидович не только не являлся сколько–либо выдающимся деятелем русской революции, но, наоборот, всю сознательную жизнь только и делал, что вредил Ленину и ленинизму.

Ты, Лева, тиснул зря уроки Октября.