Читать книгу - "Кот ушел, а улыбка осталась - Георгий Данелия"

— У вас в фильме герой полтора часа изменяет жене. Были проблемы?

— Нет.

— Странно… вчера мне ваши коллеги жаловались, что в советском кино ничего показывать нельзя. Это не так?

— Кое-что показывать можно, но не все…

В гостинице мы попрощались. Коппола пошел к себе. А я направился к стойке администратора, чтобы узнать, в каком номере остановился западногерманский продюсер Сергей Гамбаров, для него у меня был припасен альбом с рисунками Сергея Эйзенштейна. В вестибюле гостиницы наткнулся на свою сестренку, актрису Софико Чиаурели.

— Ты Коку Игнатова не видел? — взволнованно спросила она.

— Нет, а что?

— Вчера Коппола был у Двигубского, и мы с Кокой пригласили его сегодня в «Иверию» (был такой грузинский ресторан в Голицыно, по Минскому шоссе). — Кока куда-то исчез, а у меня всего шестьдесят рублей. Надо деньги доставать. У тебя есть?

— Вы Копполу вчера так ухайдакали, что вряд ли он помнит, что говорил вчера Кока.

— Что значит — не помнит, а если помнит?

— Давай спросим.

Подошли к фестивальной службе, попросили выяснить планы Копполы на сегодняшний вечер. Они позвонили секретарю Копполы, и тот сказал, что сегодня вечером Копполу пригласила грузинская актриса в загородный ресторан.

У меня было с собой рублей тридцать, у Софико шестьдесят, всего девяносто — для ужина с Копполой и его свитой в загородном ресторане маловато. Что делать? Ехать в сберкассу за деньгами поздно, уже закрыто. Поднялся в номер к своему сокурснику, режиссеру Шухрату Аббасову, взял взаймы «до завтра» 190 рублей (все, что у него было) и, естественно, пригласил его на ужин. Спустился в вестибюль. Спросил у Софико:

— Сколько нас будет?

— Я, ты, Коля Двигубский, их человек восемь.

— Еще Шухрат.

— Берем с запасом — пятнадцать.

— Если в Доме кино, должно хватить, а в ресторане «Иверия» — не знаю.

— А еще такси, — сказала Софико.

Снова позвонили секретарю Копполы и попросили узнать, не хочет ли Коппола вместо загородного ресторана пойти в ресторан Дома кино. Секретарь сказал, что Коппола в Доме кино уже был, а сегодня хочет посетить загородный, грузинский. Пришлось звонить в «Иверию», заказывать стол на пятнадцать человек.

Когда Коппола со своей семьей и свитой спустились, я сказал, что Софико моя сестра, пригласила меня на ужин тоже, и объяснил переводчику, как ехать в «Иверию».

Между прочим. В конце шестидесятых в Голицыно построили ресторан грузинской кухни и назвали его «Иберия» (так античные и византийские историки называли древнее грузинское царство). Принимать ресторан начальство приехало под вечер. В двухэтажном здании зажгли свет, зажглись и цветные буквы на крыше с названием ресторана. Все было празднично.

— Красиво? — спросил директор ресторана.

— Красиво, ~ сказал кто-то.

— Красиво-то красиво, — сказал главный начальник. — А что будет, если у вас буква «и» погаснет?

Тягостная пауза.

— Вот именно! И будет под Москвой ресторан имени предателя родины, японского шпиона Лаврентия Берия.

Букву «б» заменили на букву «в». И ресторан стал называться «Иверия».

От гостиницы отъехали в таком составе: две «Чайки» с семьей Копполы, три «Волги» с переводчиками, фестивальной службой и свитой Копполы, «мосфильмовский» рафик с кинокритиками, микрик со съемочной группой с ЦСДФ, лихтваген. И мы на синем «жигуле» — Софико, художник Коля Двигубский, Шухрат Аббасов и его приятель, маленький узбек в тюбетейке, с медалью «Ветеран труда» на лацкане пиджака.

— Какой ужас! Вся эта шобла с нами за стол сядет? — нервничала Софико.

— А куда деваться.

Я затормозил у телефона-автомата, позвонил в «Иверию» и попросил, чтобы стол организовали не на пятнадцать, а на тридцать человек и еще отдельный стол — на восемь, для водителей. А закуски пока не ставили.

Когда приехали и все расселись по своим столам, Софико сказала Копполе:

— Фрэнк, есть два варианта: можно заказать обычный ужин, это примерно та же еда, что ты ел вчера, или простой крестьянский ужин, какой грузинские крестьяне едят каждый вечер.

— Я люблю простую еду, — сказал Коппола.

— Неси всем лобио, зелень, сулугуни, хлеб, семь бутылок водки и тридцать «Боржоми», — заказал я.

— Все? — спросил официант.

— Нет, подожди, — сказал маленький узбек в тюбетейке, — Георгий, знаете, что еще вкусное крестьянское? Сациви. Это вареная курица с орехами, — объяснил он переводчику. Тот перевел.

— Сациви всем? — спросил официант.

— Мне не надо, — сказал я.

Софико и Двигубский тоже отказались. Остальные заказали сациви.

Я открыл меню и начал искать, сколько стоит сациви.

— Все? — спросил официант.

— Все, — сказала Софико, — неси.

— Нет, подожди. Софья Михайловна, а знаете, что еще любят грузинские крестьяне? — не унимался маленький узбек. — Грузинские крестьяне любят молодого барашка, зажаренного целиком.

— Сейчас не сезон, уважаемый. Неси то, что уже заказали, — велела Софико официанту.

Официант пошел выполнять заказ.

— Откуда он взялся, этот идиот? — спросила у меня Софико по-грузински.

— Шухрат привел, — ответил я ей тоже по-грузински.

Шухрат услышал свое имя и пожал плечами, мол, все понимаю, но ничего не могу поделать.

Когда официанты принесли водку «Столичную» и воду «Боржоми», маленький узбек спросил:

— Георгий Николаевич, а вино «Киндзмараули» они пробовали?

— Не пробовали, — сказал переводчик.

— Вино «Киндзмараули» сколько бутылок? — тут же спросил официант.

Софико посмотрела на меня, вздохнула и сказала:

— Неси пять бутылок, а потом посмотрим.

И тут я увидел, как другой официант несет на подносе восемь банок с черной икрой и лососину к столу водителей. Маленький узбек тоже увидел.

— Георгий Николаевич, здесь черная икра есть! Спроси, — велел он переводчику, — они черную икру любят?

— Любят, — уверенно сказал переводчик.

— Черную икру сколько? — спросил официант. Мы с Софико посмотрели друг на друга. «Оставлю паспорт, завтра деньги сниму с книжки и расплачусь», — решил я.

— Черную икру неси всем! — сказал я. И успокоился.

Вечер прошел хорошо. Было весело. Софико, умная и обаятельная, была прекрасным тамадой. Оркестр, не прекращая, играл музыку из «Крестного отца» и «Мимино». Потом на сцену вышел Джулио и спел арию из оперы «Паяцы». После него худенький кинокритик в роговых очках, Фима Розенберг, со сцены спел «Сколько я зарезал, сколько перерезал, сколько душ я загубил, только тебя, занозу сероглазую, больше я всех полюбил». Ему казалось, что эта песня в стиле фильма «Крестный отец» и Копполе должна понравиться. А чтобы не обидно было и мне, критик спел песню на слова Евтушенко, которая звучит в ресторане в фильме «Мимино»: