Читать книгу - "Великий Черчилль - Борис Тененбаум"

Усиление германского флота не осталось незамеченным в Англии – там было объявлено о досрочной закладке 4 новых дредноутов. Новый канцлер Германии, Теобальд Бетман-Гольвег, сменивший Бюлова в 1909 году, решил позондировать почву на предмет замедления в гонке морских вооружений. Англичане были настроены вполне положительно – их собственная военно-морская программа стоила им так дорого, что Казначейство в лице Ллойд Джорджа начало протестовать, выступив со следующим заявлением:

«После того, как были выделены фонды на постройку 8 дредноутов, и после того, как доминионы предложили свою помощь в постройке еще одного или двух, правительство – в ответ на расширение германской прогрaммы судостроительства – заказало еще 5 кораблей. Гонку вооружений следует ограничить какими-то разумными пределами».

Германия соглашалась замедлить темпы строительства своих военных судов в обмен на обещание Англии не вмешиваться в возможные конфликты на континенте Европы. Обещание, желательно, должно было быть выражено в письменной форме. Английский кабинет отказался наотрез.

Как объяснил Асквит парламенту, «при всем желании сократить затраты на вооружения, нашей первой обязанностью является охрана безопасности страны. Если франко-российская коалиция будет знать, что ни при каких условиях она не сможет рассчитывать на помощь Великобритании, она, не имея другого пути к спасению, может пойти на широкое сотрудничество с Берлином. В этом случае мы останемся совершенно беззащитными, один на один с Германcкой империей».

Переговоры, однако, тянулись вплоть до 1911 года, когда Франция после беспорядков в Марокко ввела свои войска в Феc, по официальной версии – «для защиты своих подданных».

Германский МИД решил повторить этот ход, и в южный порт Марокко, Агадир, был срочно отправлен военный корабль. Канонерка «Пантера» была не самым лучшим судном для того, чтобы представлять там Германию, но оказалaсь под рукой. Правда, в Агадире германские подданные не только не подвергались угрозе, но их там и просто физически не было. Более того – в городе не было вообще ни одного европейца.

Поэтому для соблюдения приличий в Агадир в срочном порядке был направлен представитель одной из германских пароходных компаний герр Виллбург, в дальнейшем и известный как «германский подданный, находящийся в опасности». Он прибыл туда 4 июля 1911 года – опоздав на три дня. «Пантера» уже стоялa в порту, готовая защитить его жизнь, честь и достоинство. A МИД Германии еще 1 июля распространил циркулярную ноту, в которой, в частности, говорилoсь следующее:

«Ряд германских фирм, имеющих свои коммерческие интересы на юге Марокко, ввиду имеющих там место беспорядков обратились за помощью к германскому правительству. Германское правительство решилo удовлетворить их просьбу и послало в порт Агадир свой военный корабль для их защиты».

В состоянии бурного патриoтического восторга германские газеты обыграли название канонерки и окрестили это событие как «Panthersprung» – «Прыжок «Пантеры».

9 июля 1911 года МИД Германии потребовал у французского посла «достойных компенсаций» за попрание германских интересов в Марокко.

10 июля министр иностранных дел России С. Сазонов официально известил германское посольство, что «в марокканском кризисе Россия поддерживает Францию».

15 июля послу Франции в Берлине были сообщены условия возмещения ущерба, которые «успокоили бы общественное мнение в Германии и гарантировали бы мир». Передача Германии французской колонии Конго могла бы быть компенсацией, на которую «Германия посмотрела бы благосклонно».

21 июля Дэвид Ллойд Джордж, лорд-канцлер Казначейства, т. е. второе лицо в правительстве Великобритании, выступая в Лондоне, заявил следующее:

«Я готов на величайшие жертвы, чтобы сохранить мир… Но если нам будет навязана ситуация, при которой мир может быть сохранен только путем отказа от той значительной и благотворной роли, которую Великобритания завоевала себе столетиями героизма и успехов; если Великобританию в вопросах, затрагивающих ее жизненные интересы, будут третировать так, точно она больше не имеет никакого значения в семье народов, тогда – я подчеркиваю это – мир, купленный такой ценой, явился бы унижением, невыносимым для такой великой страны, как наша».