Читать книгу - "Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры - Владимир Петрухин"

^{Рис. 57. Изображение на кости, городище Маяки (по: Флёрова 2001. С. 147)}

Композиция на древнерусском ритоне выглядит более сложной, ибо дублирующая мотив состязания лучников центральная сцена преследования — терзания двуглавым грифоном орла слева и волка — земного зверя — справа как бы инвертирует земную и небесную сферы. Парадоксальным представляется и выбор жертвы — объектов терзания, ибо и орел, и волк, представленный на ритоне в характерной для звериного стиля позе терзаемого животного, должны относиться скорее к терзающим хищникам, а не жертвам. Но не следует забывать при этом об общем сюжете борьбы-состязания (двух воинов, двух лучников: ср. «космическую борьбу» в терминологии Д. Ласло), в котором нет однозначного разделения на «жертву» и «хищника» (ср. мотив борющихся переплетенных хищников на том же ритоне), и о «высокой» тотемной роли волка как предка правящего рода — кагана в тюркских традициях.

^{Рис. 57а. Сцена на костяных накладках их Шиловских курганов (по: Багаутдинов, Богачев, Зубов 1998. Рис. 21).}

Так или иначе, композиция на ритоне являет некую мифоэпическую драму, в которой мифологический (космологический) «пролог на небесах» прообразует эпическую историю состязания двух лучников и поражение — смерть «кагана» в ритуальном поединке (в соответствии с сюжетом «золотой ветви»). Этим мотивам близок хазарский эпический сюжет жертвоприношения сакрального царя — кагана, описанный у ал-Масуди и др. восточных авторов Х в., и явно восходящий к более ранним тюркским мифо-ритуальным сюжетам выбора и жертвенной смерти правителя (Petrukhin 2004). Вероятность эпической трактовки мотива состязания двух лучников (борцов и т. п.) подтверждает недавняя находка костяных накладок на седло из Шиловских курганов (VII в., Среднее Поволжье, Ульяновская обл.), несущих многофигурные композиции. Она являет целую батальную сцену, в которой четыре тяжело вооруженных спешившихся копьеносца фланкированы двумя стрелками из лука. Публикаторы находки (Багаутдинов, Богачев, Зубов 1998. С. 106–107: рис. 57а) усматривают в батальной сцене мотив окружения копейщиков лучниками, но их движение направлено лишь против одного из стрелков (его фигура обломана). Другой, чьи волосы повязаны лентой, кажется, является главным героем композиции: по всей вероятности, ее центральный мотив — охота лучника на медведя, терзающего лань. Если учесть, что и на упомянутом «реликварии» в верхнем ярусе также реконструируется сцена «небесной охоты», то можно полагать, что в целом композиции на «реликварии», Коцком ковше и шиловских накладках седла отражают охотничьи подвиги мифического (мифоэпического) героя-царя и его борьбу за власть.

^{Рис. 60. Серебряные и золоченые застежки от кафтана из большого кургана Гульбище (Чернигов, ГИМ) (по: Петрухин 2007. С. 69)}

Отметим, что изобразительный мотив охоты на хищника (чудовище), терзающего добычу, также восходит к скифской, ахеменидской и еще более глубокой месопотамской древности; сцена иногда трактуется достаточно прямолинейно — в герое-охотнике видят покровителя травоядных («хозяина животных» и т. п.): учитывая семантику мотива терзания как победы хтонического мира смерти, можно предположить, что победа героя над терзающим зверем означает победу жизни над смертью и т. п.

С композицией на ритоне из Чернигова, помимо двух лучников, ши-ловскую находку объединяет мотив борьбы двух драконов, выполненных в традиционной китайской манере (что напоминает о евразийском контексте истории раннесредневекового искусства и центрально-азиатском происхождении тюрков — хазар). Драконы сопоставимы с грифонами на ритоне, хотя те выполнены в манере византийской — сходные мотивы черпались «варварским» искусством из разных традиций. Зверьки возле лап чудовищ на накладках выполнены в более искусной реалистической манере — это зайцы; сходные композиции проникнуты мотивами терзания, охоты, борьбы^[201].

^{Рис. 60а. Мотив интронизации кагана. Алтайские петроглифы, скала Бичикту-Бома (по Кубарев, Маточкин 1992. Рис. 55).}

Использование «хазарского» сюжета для оформления древнерусских княжеских ритуальных сосудов из Чернигова естественно: черниговская Северская земля в дорусский период платила дань хазарам, Черниговские князья получили в удел хазарские земли (Тмуторокань); наконец, первые русские князья вплоть до Ярослава Мудрого в XI в. претендовали на хазарский «имперский» титул кагана.

Русские дружинники восприняли степную моду на хазарские пояса и конскую узду, украшенные салтовскими бляшками, не отказавшись и от украшений скандинавского происхождения (см. в главе III) (см. рис. 58, 59, цв. вкл.).

Показательно, что прямоугольные накладки, украшающие оба ритона и несущие декоративный мотив четырехугольных пальметт, имеют аналогию в декоре пяти парных четырехугольных серебряных и золоченых застежек от кафтана из соседнего большого кургана Гульбище (рис. 60) (там же обнаружены салтовские бляшки и другие детали кочевнического пояса). Степная «хазарская» традиция была распространена на Левобережье Днепра с волынцевских времен (VIII в. — см. главу III).

Можно заметить, что костюм дружинной элиты синтезировал разные элементы: для мужского костюма, наряду со скандинавскими элементами, украшением оружия и т. п. свойственны были степные пояса, украшения конской узды (вплоть до украшения с личинами южносибирского — минусинского происхождения, о чем свидетельствуют их находки в Новгороде и Гнёздове: рис. 61), кочевническая пика и др. Женский костюм, наряду со скандинавскими скорлупообразными и другими фибулами, мог включать славянские височные кольца и серьги и т. п., изделия византийского происхождения. Можно полагать, что в городских центрах на пути из варяг в греки эти компоненты отражают уже не синкретизм «варварской культуры», а синтез разных воздействий, свойственный становящейся цивилизации^[202].