Читать книгу - "Четвертый крестовый поход - Джонатан Филипс"

В связи с таким драматическим развитием событий изменилось и отношение римского папы к покорению Константинополя. Рассказы о злодеяниях крестоносцев во время разграбления города становились все более горькими и тревожными. Как мы уже видели, в письмах, направленных в Рим руководителями экспедиции, упоминание о жестокостях уроженцев Запада было опущено. Но проходили месяцы, и слухи, принесенные торговцами и путешественниками, дополнялись известиями от возвращавшихся крестоносцев — таких, как епископ Конрад Альберштадтский или епископ Мартин из Пайри, — открывая ужасающую правду о происходившем. От этих знаний Иннокентию становилось плохо: то, что представлялось блестящей победой, превращалось в отвратительное проявление алчности и насилия. В его письмах звучит печаль: «То, что казалось нам прибыльным, довело до нищеты, то, что возвеличивало, превратило в ничтожество». Иннокентий вопрошал, что могло заставить греческую церковь выразить преданность папству, как гордо заявляли крестоносцы, если в латинянах они «не видели ничего, кроме скорби и дьявольской работы, так что по праву питают к ним большее отвращение, нежели к псам». Он подробно описывает безжалостные убийства крестоносцами христиан всех возрастов, мужчин и женщин: «запятнавшие христианской кровью мечи, которые должны были быть направлены на язычников».^[632]

Папа беспощадно приводит и другие злодеяния: насилие над почтенными матронами, девственницами, монахинями, разграбление церквей, осквернение святынь и крестов. Вероятно, поначалу Иннокентий верил, что были разграблены только императорские сокровищницы, и ужаснулся, узнав о грабежах в церквях по всему городу.

Узнав о поражении латинян при Адрианополе, он не скорбит о гибели многих могучих рыцарей, а приписывает случившееся божественному воздаянию за проступки крестоносцев. Весьма суровое суждение о потере многих действительно благочестивых воинов. Но папа понимал, что события апреля 1204 года не дадут возможности вновь призвать к крестовому походу, поскольку участники кампании будут возвращаться по домам, освобожденные от обетов и нагруженные трофеями.

Подробности разграбления заставили Иннокентия выразить сомнение в подлинных побуждениях как минимум части крестоносцев. Он уже с глубоким подозрением относился к мотивации венецианцев, но теперь в письме к Бонифацию Монферратскому выражает предположение, что маркграф «отрекся от чистоты своих обетов, когда поднял оружие не против сарацин, но против христиан… предпочитая земное благополучие небесным сокровищам».^[633] Иннокентий отмечал, что «всем известно» бесчестное поведение крестоносцев по отношению к жителям и храмам Константинополя.

И все же, несмотря на гнев, папа испытывал и некоторое смущение. Современник событий, священнослужитель и писатель Геральд Уэльский утверждал: «Суждение Господа не бывает несправедливым, даже если нам сложно понять его».^[634] Папа старался примирить одобренный вмешательством Всевышнего исход экспедиции с известиями о поведении крестоносцев во время покорения города. Но Иннокентий был слишком практичным, чтобы от всего сердца осудить крестоносцев. Он, к примеру, так и не поднял вопроса об отлучении армии от церкви — не говоря уже об ее отзыве из Византии. В итоге папа римский согласился с решением господа против «злых» (греков) и перешел к обычной теме «неисповедимости путей Господних». Его заключение таково: «Кто может знать решение Божие?» Он призывает Бонифация удерживать, оборонять и даже расширять оказавшиеся в его власти земли, что показывает приятие Иннокентием Латинской империи в качестве долговременного явления на политической и религиозной карте. Папа Римский побуждает маркграфа принести должное покаяние за греховное поведение и подготовиться к освобождению Святой Земли, поскольку «через эту страну [Византию] можно с легкостью вернуть ту [Святую Землю]».^[635]

Чувства Иннокентия по отношению к разграблению Константинополя теперь более точно соответствовали происходившим событиям, но он не мог отвернуться от того, что католическая церковь посредством взятия столицы патриархии Константинополя получила огромную, но едва ли неожиданную, пользу от Четвертого крестового похода. Теперь оставалась необходимость укреплять и защищать эти земли — новая обременительная обязанность главы Латинской церкви и одно из самых долговременных последствий кампании.