Читать книгу - "Екатерина Великая - Ольга Игоревна Елисеева"

Прусский посол ничего не знал об арестах, напротив, он указывал, что правительство старалось задобрить гвардию: «Двор, вместо того чтобы прекратить все это суровыми мерами, прибегает к самым слабым, успокаивающим средствам: например, раздает деньги собравшимся мятежникам, которые, немного погодя, опять принимаются за свое, хоть бы только затем, чтобы опять выманить подачку».

Можно ли считать эти волнения серьезной угрозой власти Екатерины? Обычно историю переворота 1762 года принято излагать, выделяя главные точки: «революция» в столице, поход на Петергоф, убийство Петра III, отъезд императрицы на коронацию. При этом рассказ о возмущении в городе после известия о смерти государя опускается, благодаря чему создается впечатление, что переворот прошел почти гладко, без риска для нашей героини потерять корону. Однако нет оснований закрывать глаза на то, что всплески в гвардии продолжались до самой отправки в Москву. Особенно опасными были первые несколько суток после гибели свергнутого императора, когда Екатерину могли побить камнями, а между враждующими частями — вспыхнуть вооруженные столкновения. Предположить подобную реакцию полков было нетрудно заранее. Если принять версию о том, что Екатерина тайно приказала устранить мужа, то придется признать ее недальновидным политиком. Ведь риск лишиться престола был весьма велик. Если же учесть возможность заговора вельмож, то сам собой возникает вопрос: почему он не удался? Несмотря на потерю репутации и признания в стиле: случившееся «роняет меня в грязь» — Екатерина не отошла в тень, не вернулась к идее регентства и не предоставила престол сыну. Значит, заключает Каменский, что-то в данном плане пошло не так^[722].

Полагаем, не так пошли именно народные брожения. Ни разу не всплыло имя великого князя Павла Петровича. Вместо него во всех депешах иностранных дипломатов повторяется другое — Ивана Антоновича. Послы и раньше доносили, что к бедному шлиссельбургскому узнику относятся с особым уважением, даже любовью. Благодаря имени Иван казался простонародью русским, в отличие от немцев, находившихся на престоле. Его жалели, считали страдальцем. Что же до маленького Павла, то здесь Петр Федорович сыграл со своим сыном злую шутку. Он так демонстративно отказывался от мальчика, так старательно исключал его имя из манифестов, что создал ребенку репутацию незаконного. В момент переворота Павел не пользовался ни малейшей популярностью. На что Дашкова указывала Панину, говоря о желании гвардейцев видеть Екатерину императрицей. Позднее Никита Иванович очень старался создать воспитаннику репутацию в обществе.

После смерти Петра III горячие головы, склонные продолжить мятеж, выкликали Ивана Антоновича. И обе партии сторонников Екатерины — непримиримые враги между собой — на время снова оказались в одной лодке. Появление Ивана VI было невыгодно им в равной мере. Поэтому Панин, Разумовский, Теплов приложили к успокоению солдат столько же усилий, сколько Орловы.

К счастью для них, на сей раз у мятежников не было ни центра, ни руководителя. «Единственное благоприятное для двора обстоятельство, — писал Гольц, — …состоит в том, что недовольные (в сущности, гораздо более многочисленные, чем остальные) решительно не имеют вождя. Иначе буря неминуемо разразилась бы уже несколько дней тому назад резнею полков между собой, за которой последовал бы грабеж города, причем, по всей вероятности, иностранцы сделались бы жертвою. Действия двора показывают, что он старается устранить всех тех, кто мог бы стать во главе недовольных… Опасаются, особенно за фельдмаршала [Миниха], что солдаты, среди которых он пользуется большим уважением, могут явиться к нему однажды ночью с предложением встать во главе их и принудить его к этому силой в случае его отказа»^[723].

Миниха спешно отправили инспектировать строящийся порт и укрепления в Рогервике. Брожения погасили отчасти раздачами, отчасти арестами. Но искра осталась тлеть под спудом до самых коронационных торжеств, когда в гвардии было открыто несколько локальных заговоров. Недаром Гольц засвидетельствовал, что ушедшие в старую столицу полки унесли с собой и свое раздражение: «Часть гвардии, восемь дней тому назад отправленная в Москву, отказывается продолжать путь, и офицеры, явившиеся объявить об этом двору, не в состоянии заставить их идти далее». То была лишь первая ласточка крупных неприятностей, ожидавших императрицу в Первопрестольной.

И все же она выиграла. Захватила и удержала корону. Сохранила главных соратников. Избавилась от угрозы контрпереворота в пользу мужа. Не вступила в повторную войну. Кажется, что удача позолотила нашей героине руку. Потому что без завидной доли везения справиться со всеми навалившимися на нее бедами было невозможно. Даже раскол в рядах вчерашних союзников только укрепил ее власть. Рюльер имел полное право сделать вывод: «Императрица не опасалась больше соперника, кроме собственного сына, против которого она, казалось, себя обеспечила, поверив главное управление делами графу Панину… Доверенность, которою пользовался сей министр, противопоставлялась всегда могуществу Орловых, поэтому двор разделялся на две партии, существовавшие накануне переворота, и императрица посреди обоих управляла самовластно»^[724].