Читать книгу - "100 великих оригиналов и чудаков - Рудольф Баландин"

Возможно, таков какой-то общий закон деградации общества: плодами героических усилий народа пользуются негодяи – самые приспособленные, увертливые, беспринципные. Они нацелены на обогащение, на личную максимальную собственность. Они идут путем Каина. Горе обществу, продолжающему каиновое существование.

…Шутя, Волошин называл обормотами себя и литераторов, обитавших в его коктебельском доме и постоянно бормотавших ритмичные строки. У них был свой походный марш, начинавшийся: «Стройтесь в роты, обормоты». Они дурачились, устраивали розыгрыши, веселые импровизации, приводя в изумление чинных дачников. Одна из мистификаций, как мы уже знаем, едва не стоила ему жизни: придуманный им образ Черубины де Габриак «очерубинил» сотрудников «Аполлона» и стал причиной дуэли с Гумилевым.

…Далеко не всем, даже умнейшим современникам, был понятен Максимилиан Волошин. Одному он казался снобом, эстетом (И. Бунин), другой воспринимал его с иронией (А. Бенуа). Многим напоминал он античного грека с внешностью Зевса. Своим лихим нравом он временами походил на запорожского казака. Те, кто знал его провидческие стихи, видели в нем вдохновенного мистика и пророка.

В нем все это совмещалось совершенно естественно и гармонично. Он умел быть и настоящим обормотом – в детстве. Учился плохо, приводя в отчаяние педагогов. Это было в Москве. В Феодосии, куда они переехали, директор гимназии, просмотрев табель успеваемости Макса, представленный родительницей, вздохнул: «Сударыня, мы, конечно, вашего сына примем, но должен вас предупредить, что идиотов мы исправить не можем». (Так ли было? Или это шутка Волошина?)

В автобиографической заметке он писал, вспоминая 1905–1912 годы: «Этапы блуждания духа: буддизм, католичество, магия, масонство, оккультизм, теософия, Рудольф Штейнер. Период больших личных переживаний романтического и мистического характера».

Марина Цветаева, хорошо его знавшая, высказалась определенней: «Это был – скрытый мистик, то есть истый мистик, тайный ученик тайного учения о тайном». И добавила: «Объяснять эту тайну принадлежностью к антропософии или занятиям магией – не глубоко».

Он был предельно прост. Просторная хламида скрывала его «семь пудов мужской красоты», как посмеивался он. Веночек из полыни на его пышных кудрях придавал ему сходство с Паном, а вовсе не с Калиостро и Сен-Жерменом. Цветаева по-своему объясняла природу мистицизма Волошина: «Тайновидчество поэта есть прежде всего очевидчество: внутренним оком всех времен. Очевидец всех времен есть тайновидец. И никакой тут «тайны» нет».

Как это понимать? То, что Максимилиан Александрович помнил о былых воплощениях своей бессмертной души? Или речь идет о необычайной начитанности Волошина и его способности проникаться идеями, культурой «всех времен»?

Вариант ответа дают его рисунки. В них он показывал пейзажи не только как тонкий живописец, но с пониманием происхождения форм рельефа, словно мысленно погружаясь в земные недра и в бездны геологического времени. Его акварели высоко ценили геологи, с которыми он встречался: Левинсон-Лессинг, Ферсман, Вернадский.

Марина Цветаева особо отметила: «Макс был настоящим чадом, порождением, исчадием земли». Было в нем и другое: острое чувство патриотизма, причастности к своему народу и Отечеству, к бытию человечества в единстве прошлого, настоящего и будущего. Так личность обретает черты сверхличности, приобретая необычайную интеллектуальную, нравственную силу.

«Духовидение» Волошина объясняется и его обширными познаниями, и его близостью к природе, а также чуткостью его поэтической художественной натуры… И чем-то еще действительно таинственным, а стало быть, неизреченным.

Он принадлежал к категории людей, создающих себя постоянным трудом, творчеством, верностью высоким идеалам и устремленностью к ним. Он обладал мистическим чувством сопричастности окружающему миру – людям, культуре, природе, Богу. И странным образом из своего Дома поэта в Коктебеле он видел (как можем увидить и мы):