Читать книгу - "Русалия - Виталий Амутных"

* * *

Когда Святослав увидал хазарский отряд, неторопливо отделявшийся от небольшой деревушки и направлявшийся навстречу, он уже готов был схватиться за копье, увенчанное узким граненым наконечником, способным просадить любой доспех… как вдруг к бесконечному удивлению своему обнаружил, что никто из его старших товарищей ни только не хватается за оружие, но и боевого пыла в их тусклых, каких-то приниженных, глазах не сверкнет ни искорки…

И вот, пока Святослав недоумевал, почему многие годы надсматривавший за старшей дружиной Свенельд не строит войско и вообще не дает никаких команд, а сами дружинники так вялы, словно и не собираются скрещивать оружие с надвигающимся на них противником, притрюхал посыльный — небольшой черненький человечек на черненькой рабочей лошадке — и предуведомил, что его тархан хочет говорить с русами. Вслед за тем хазарский отряд, в центре которого маячил странно держащийся в седле какой-то скоморох, ускорил шаг.

Хазарский отряд оказался действительно велик (людей в нем можно было насчитать никак не меньше тысячи), да и вооружены были его конники, защищенные шлемами, кольчугами, дощатыми панцирями[383], как говорится, до зубов: тут и копья, тут и сабли, у пояса с левой стороны уже натянутые луки в кожаных чехлах, кистени[384]— костяные, железные, бронзовые. Даже на руках у них были перчатки, на запястье левой руки — щиток, а на указательном пальце правой — костяное кольцо, чтобы наконечником стрелы палец не попортить. Такому чудищу железному нужно было с первого удара прямо в харю угодить, дабы полдня с ним не валандаться.

— В чем дело, Свенеельд?! — вскричал Святослав. — Что за несуразица такая деется?

— Да видишь, не так нас оповестили, — отвечал тот, отвечал твердо, но все-таки глядя мимо князева лица, — никто на нас идти не задумывал. Не так нас осведомили. Ты же видишь, они тут дань сбирают. Вон телеги груженые.

— А что же их так много?

— Ну… Ты же слышал, что говорить с нами хотят. Может, щегольнуть решили, что, мол, вот какие мы, и много нас, и все в железо закованы. А может… Ты погляди, ведь это жид в середке-то едет? Вот так клюква! Ведь они сами никогда ни в сечу, ни в полюдье не ходят, всегда наймитов посылают. Ну, так понятно, отчего этих такая пропасть, — жида своего оберегать. Только, что это его так далече от Итиля занесло?

Свенельд говорил столь покойно и бесстрастно, точно подобные обстоятельства казались ему делом достаточно обыкновенным, либо потому, что загодя знал нечто большее, предоставлявшее ему уверенность и успокоение.

— Так давай ударим по ним! — вовсе с мальчишеской запальчивостью воскликнул молодой князь.

— Да что ты! Что ты! — точно испугался Свенельд. — Хочешь, чтобы хазарский малик Киев осадил? У буртасов людей возьмет, северян, вятичей приневолит — те и пикнуть не посмеют. Гузов, печенегов купит. Что тогда делать будешь? Что мы в ответ такой силище выставим?

Оба отряда не то, чтобы приняли боевой порядок, но какое-то его подобие на всякий случай обозначили, выстроившись друг против друга на почтительном расстоянии. От русской стороны вперед выдвинулись Святослав, Свенельд, Вуефаст, Асмуд и Волелюб. От хазарского стана отделились семь вершников и направились навстречу. Среди них в самой середке на большой и красивой, несомненно, баснословно дорогой лошади восседал маленький человечек, закованный с ног до головы, как и прочие всадники, в железо, да только на нем это облачение смотрелось, не просто потешно, но вовсе нелепо. Он так дурацки держался в седле, что сразу становилось ясно, — случалось ему ездить верхом нечасто. Из-под блестящего шлема, склепанного из восьми пластинок, украшенного пучком длинных иззелена-черных петушиных перьев, в трехвершковую дырочку, оставленную в кольчужной бармице, прикрывавшей затылок, щеки и подбородок до самых плеч, смотрело пучеглазое мохноротое еврейское лицо. В том, что предоставлялось возможным разглядеть, нельзя было определить возраст, зато испускаемая черными глазами и оттопыренными влажными губами надменность с легкостью читалась даже на расстоянии.

— Почему русские князья пришли с таким большим войском? — ухмыльнувшись повел он речь после коротких приветствий, хоть и с особенным выговором, но русским языком.

И пока Святослав, собираясь сказать что-либо дерзкое, но вместе с тем емкое, подбирал разящие слова, Свенельд ответил тархану:

— Нашим дозорным почудилось, будто на нас идут враги. Но вместо врагов… мы встретили старых, значит, друзей, и-и… чего лучше.

— А я вот не могу говорить, как это у вас говорят, — любо-дорого, — продолжал чваниться хазарский управитель, неловко ерзая в седле, поскольку его маленькое слабое тело, по всей видимости, жестоко страдало от взваленного на него железа. — Иисус — великий каган Хазарии и мой мэлэх Иосиф очень недовольны тем, сколько черных лисиц, сколько хороших мечей вы присылаете в Итиль. И как вскоре вы присылаете. Еще нам нужны разные мастера, мальчики и прислужницы. Их тоже мало. Мэлэх очень недоволен. Иисус тоже недоволен.

Теперь уж всем стало ясно, что пригнанный сюда этот огромный отряд железной конницы должен был напомнить неприлежным данникам, с чем им предстоит встретиться, в случае, ежели вздумают упорствовать в своей нерадивости. Безусловно, это ими и были посланы в Киев люди распространить для пущего впечатления слух о враждебном настрое близко подошедшей к городу хазарской силы.

Святославу впервые случалось присутствовать при переговорах с хазарами, и потому он не торопился поднять голос, внимательно изучая броню хазар. У его воев и шлемы-то были не у всех, а что касается железной одежи, так разве что у трети имелся кольчужный доспех. Зато русский конник был значительно подвижнее… И Святослав невольно прикидывал, что эту орду здесь сейчас вполне можно было бы разворотить: с правой стороны лежит широкое болото, и хазары туда не смогут сунуться; войско можно выстроить прямой линией, и на левый его край бросить лучших, поскольку правый защищен болотом; если запереть здесь хазарскую конницу, отягченную железными панцирями, и толкнуть в топь…

— Ну что ты, уважаемый, — голос Свенельда прозвучал непривычно ласково, — видно, какая-то неуправка вышла. Как раз ближайшими днями мы собирались отправить в Итиль наше посольство, а вместе с ним много векши[385], лис, турьи рога, серебряными узорами окованные, и даже такие лечебные камни, которые сновидения отгоняют…

Такого болезненного позора Святославу еще никогда в жизни испытывать не доводилось, нет, он, разумеется, знал о дани, посылаемой хазарскому джинсу, но не мог и вообразить какую меру унижения к драгоценному барахлу готовы были присовокуплять люди, чьи шрамы (теперь затекшие жиром) будили в его сердце с младенчеких лет одно только высочайшее почтение. И ради чего было уничижаться?! Ради кисельного покоя? Будто и не витязи они, которым все равно рано или поздно предстоит умереть на ратном поле, поскольку другой судьбы и не может существовать для того, кому назначен всеблагим Родом княжеский труд. И вот славные богатыри отводят от его вопрошающе-изумленных глаз приниженные змеистые взоры, всякий раз утекающие куда-то под копыта коней.