Читать книгу - "Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации - Бен Уилсон"

Поляки сражались отважно, собираясь устроить «второй Сталинград», но перед суперорудиями устоять было невозможно. Сопротивление, однако, продолжалось, и уличные схватки достигали невероятной ожесточенности. Весь Старый город оказался опустошен, под миллионами кирпичей остались 30 тысяч человек. Лишь немногим удалось уйти через канализационные тоннели.

В центральном районе города в подвалах находились 250 тысяч поляков. Здания разрушались самолетами и артиллерией – «сверху вниз, кусок за куском, или разбивались вдребезги одним прямым попаданием».

Чтобы вернуть себе контроль над городом, немцам понадобилось шестьдесят три дня. Второго октября, когда стало ясно, что Красная армия не придет и не спасет, поляки капитулировали. Выходя из бункеров, варшавяне в последний раз смотрели на свой город: «Это было ужасное зрелище, обширные выгоревшие кварталы… передо мной было нечто невероятное, бесконечная череда людей с багажом и другими странными вещами вроде велосипедов и ручных тележек»^[454].

На момент начала восстания в Варшаве оставалось около 700 тысяч человек; число погибших гражданских оценивается в 150 тысяч. Из выживших 55 тысяч переправили в Освенцим и другие концентрационные лагеря, 150 тысяч – в рейх, чтобы сделать из них рабов, 17 тысяч поместили в лагеря для военнопленных; 350 тысяч расселили по Польше. Как сказала романистка София Налковска, Варшава стала «одним из многих мертвых городов истории», а ее жители «новыми обездоленными»^[455].

«Этот город должен совершенно исчезнуть с поверхности земли, – отдал приказ Гиммлер. – Ни один камень нельзя оставить на своем месте. Каждое здание должно быть стерто до самого фундамента». Все, что удалось забрать, погрузили в 40 тысяч железнодорожных вагонов и отправили в Германию. Брали без разбору, от сокровищ и предметов искусства до веревок, бумаги, свечей и кусков металла. Затем принялись за работу особые подразделения, именуемые Verbrennungskommandos (команды аннигиляции). Остатки города методично ликвидировали: саперы поджигали здания с помощью огнеметов и динамита; танки расстреливали опустевшие строения. Библиотеки Красинских и Залуских, Национальный архив, Национальный музей, Варшавский университет, королевский замок, дворцы, церкви, памятники, госпитали, жилые кварталы, школы – уничтожали всё. К январю не существовало 93 % города^[456].

Только с помощью последовательного геноцида, массовых депортаций и тотального разрушения можно стереть большой город. Но даже после этого… была ли Варшава по-настоящему мертвой?

* * *

Когда советские части вошли в Варшаву 17 января 1945 года, то они оказались в «городе призраков». «Я видел много разрушенных городов, – сказал генерал Эйзенхауэр, – но нигде более не сталкивался с такой степенью осознанного уничтожения, осуществленного с подобной звериной жестокостью»^[457].

Война против нацистской Германии достигла финала, на страну опустились «Сумерки богов», Götterdammerung. В апреле городская война охватила Берлин, Красная армия прорывалась через город, а тот уже и так был опустошен постоянными налетами и артиллерийскими ударами русских. Тридцатого апреля пал Рейхстаг. Ночью Гитлер покончил с собой в бункере. Второго мая немцы капитулироали. «Полная луна сияла в чистом небе, – писал представитель Красного Креста, – так что мы могли видеть чудовищные разрушения. Призрачный город обитателей пещер – все, что осталось от метрополиса мирового уровня».

Берлин мая 1945-го – это 55 миллионов кубических метров битого камня; Гамбург – 35 миллионов. Невозможно было представить, когда все это удастся восстановить. Но история Второй мировой войны – это также история невероятной стойкости городов даже в самых тяжелых обстоятельствах.

Судьба, с которой встретилась Варшава, находится за пределами всего, что пережил любой город в современной войне. Если Берлин выглядел пусть постапокалиптическим, но все же городом, то столица Польши представляла собой 700 миллионов кубических метров битого камня. Около 81 % Берлина было уничтожено, но стерто полностью – всего 11 %, а повреждено – 70 %. В Варшаве же более 80 % строений полностью исчезли с лица земли^[458].

Однако даже посреди тотального уничтожения сохранялись какие-то следы жизни. Когда Verbrennungskommandos разрушали здания, маленькие группы евреев и поляков закапывались глубже в бункерах и канализационных коллекторах. Их называли «пещерными людьми», «Робинзонами Крузо», а охотившиеся за ними немцы именовали «крысами». Одна из групп даже выпускала журнал с шутливой «рекламой для туристов»: «Зачем ехать в Египет, чтобы посмотреть на пирамиды, – ведь так много руин в Варшаве!»^[459] «Робинзоны» обитали в обстановке, которую одна из выживших, Хелена Мидлер, назвала «городом вечной ночи», спрятанным под урбанистической пустыней, где пищу и воду приходилось добывать в условиях смертельного риска. Многие голодали, замерзали до смерти или попадались в руки немцам, которые расстреливали всех без разбору. Когда Варшаву освободили русские, только небольшое количество людей вышло к свету.

Пианист Владислав Шпильман вспоминал, как он появился на улицах, ранее очень оживленных. Теперь ему приходилось карабкаться по горам булыжников, «словно по осыпям». «Мои ноги путались в месиве оборванных телефонных и трамвайных проводов, в обрывках ткани, которые некогда были украшением домов или одеждой людей, на данный момент давно мертвых»^[460].

Когда советский военный корреспондент Василий Гроссман прибыл в Варшаву 17 января, то повреждения были такими, что он был вынужден карабкаться, чтобы завершить маршрут: «Первый раз в жизни мне пришлось использовать пожарную лестницу, чтобы войти в город». Но он был вовсе не один такой: «Процессия старых и молодых мужчин в помятых шляпах, беретах, осенних пальто или макинтошах шагал, толкая перед собой маленькие тележки с толстыми шинами, нагруженные тюками, баулами и чемоданами. Девушки и молодые женщины шли, дуя на замерзшие пальцы, и глядели на руины полными печали глазами. Их были сотни и тысячи»^[461].

Жители Варшавы начали возвращаться в свой город в тот момент, когда стало ясно, что нацистов там больше нет. Поначалу они разбивали лагеря посреди пустошей. И уже само их присутствие означало, что самая агрессивная попытка убийства целого города в современной истории провалилась.