Читать книгу - "Марина Цветаева. Твоя неласковая ласточка - Илья Фаликов"

Искусство Ахматовой — благородно и закончено. Ее стихи совершенны в своей простоте и тончайшем изяществе. Поэт одарен изумительным чувством меры и безукоризненным вкусом. Никаких скитаний и метаний, почти никаких заблуждений. Ахматова сразу выходит на широкий путь (уже в первом ее сборнике «Вечер» есть шедевры) и идет по нему с уверенной непринужденностью. Цветаева, напротив, все еще не может отыскать себя. От дилетантских, институтских стихов в «вечерний альбом» (заглавие первого ее сборника) она переходит к трогательным мелочам «Волшебного Фонаря», мечется между Брюсовым и Блоком, не избегает влияния А. Белого и Маяковского, впадает в крайности народного жанра и частушечного стиля. У нее много темперамента, но вкус ее сомнителен, а чувства меры нет совсем. Стихи ее неровны, порой сумбурны и почти всегда растянуты. Последняя ее поэма «Царь-Девица» погибает от многословья. И все же это произведение — примечательное и голос ее не забывается.

Мочульский формулирует шаблон, существующий поныне: Цветаева все еще не может отыскать себя.

МЦ нашла то, что нашла. Все перечисленное критиком — столь же процесс, сколь и результат. Это такая личность. Такой поэт. Не надо никакого волшебного фонаря, чтобы обнаружить этого поэта и в «Вечернем альбоме».

Проблема «отыскать себя» больше относится к Сергею Эфрону.

Евразийство вышло из русской эмигрантской среды, осевшей в Болгарии, — сборником статей «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждения евразийцев» (София, 1921). О судьбах самобытной России, имеющей древнюю предысторию, и ее взаимоотношениях с Западом высказались лингвист Николай Трубецкой, географ и экономист Петр Савицкий, историк Георгий Флоровский и писатель-музыковед Петр Сувчинский. В том же 1921 году Савицкий и Флоровский получают приглашение читать лекции в Праге. Последовали сборники — «На путях» (1922) и «Россия и латинство» (1923). Евразийское книгоиздательство стало выпускать альманах «Евразийский временник» и журнал «Евразийские хроники». К евразийству примкнули видные ученые из разных сфер науки — Г. В. Вернадский, Р. О. Якобсон, Л. П. Карсавин, В. Э. Сеземан, Д. П. Святополк-Мирский. Внутри движения было неспокойно, начиналось деление на левых и правых^[93]. Уже в 1923-м с ними со всеми порвал Флоровский.

Сергей Эфрон вряд ли сильно углублялся в теоретические дебри, постепенно тяготея влево постольку, поскольку наследственное народничество осталось в его крови. Он переживал глубочайшее разочарование в добровольчестве, испытывал вину за содеянное и потребность искупить ее. Все это стало жгучей тягой к России. В Праге он организует — это он-то, вяловатый Сережа — Демократический союз русских студентов и становится соредактором журнала «Своими путями», издаваемого Союзом.

Возможно, невыход «Лебединого стана» МЦ отдельной книгой, помимо издательских препятствий, обусловлен эволюцией Эфрона, их разговорами наедине. Так или иначе, внутренние перемены мужа стали для нее полной неожиданностью и первой мировоззренческой межой между ними. Его постоянные отсутствия — с утра до вечера — вряд ли объяснялись только лишь поглощенностью университетом.

Тем не менее в конце июня 1923-го она просит Гуля: