Читать книгу - "Штрафбат. Наказание, искупление (Военно-историческая быль) - Александр Пыльцын"

Майор Матвиенко И. В.

Но случилось так, что бывшему моему ротному, майору Матвиенко, наш мудрый батальонный доктор запретил после контузии некоторое время «высовываться» на передний край. В этот период он временно выполнял функции офицера связи по доставке важных документов в штабы войск, которым наш батальон был в то время придан. И, стремясь поправить несправедливость в ситуации с моим награждением,

Иван Владимирович все-таки нашел возможность передать в кадровый орган соответствующее дополнение к наградному листу.

Эти же ксерокопии убедили меня и в том, что согласованное решение пустить мою роту на минное поле приняли комдив и комбат совместно, может, даже без ведома командарма Батова. Косвенным доказательством этого служит следующий факт.

Генерал Борисов В. А.

За время боевых действий на Наревском плацдарме Батурин ни разу не побывал даже в окопах, когда мы после тяжелых боев и больших потерь на минном поле почти месяц держали оборону Учитывая гипертрофированное самомнение Батурина, я пришел к выводу, что, получив должность комбата штрафников с правами командира дивизии, комбат и возомнил себя такого же ранга начальником. Поэтому и его КП находился на таком же удалении от переднего края, как и дивизионный, да и условия себе он создавал почти «генеральские», хотя не каждый генерал мог позволить себе на фронте иметь пару дойных коров, как это сделал наш командир батальона, воевавшего теперь только по-ротно. Видимо, на Наревском плацдарме ему удалось разместиться где-то вблизи КП комдива, и там при личной встрече и был решен вопрос о том злосчастном минном поле. А в наградном листе на Батурина, наверняка сочиненном им самим и подписанном командиром 44-й гвардейской Барановичской стрелковой дивизии генералом Борисовым, перечислены все подбитые нашей ротой танки, самоходка «фердинанд», за все бои на Наревском плацдарме уничтоженные фрицы — все причислялось батальону под командованием Батурина, который фактически передал одну-единственную тогда нашу роту на время боев одному из полков этой дивизии и «умело ими руководил в бою». Вот ксерокопия того наградного листа, ставшего платой за минное поле.

Рота продолжала стоять в обороне, отбивать довольно острые, но и безуспешные попытки сбросить нас с плацдарма. Шла, так сказать, фронтовая окопная жизнь со всеми ее «прелестями». Может, потому, что еще не подтянулись базы снабжения фронта и армии, а может, по каким-то другим причинам, но стало значительно хуже с питанием.

Солдатского пайка, несмотря на «сидячий» образ жизни в обороне, без атак, изнурительных маршей, перебежек и переползаний, бойцам стало не хватать, и к ним вернулась фронтовая манера делить хлеб, сахар.

Происходило это так: кому-то из бойцов доверяли резать хлеб или делить сахар и еще что-либо, «делящееся» на приблизительно равные доли. Затем, обычно командир отделения или кто-нибудь им назначенный, отворачивался, прикрывал глаза шапкой, а «хлеборез» или кто-то из «доверенных лиц», указывая пальцем на одну из порций, вопрошал: «Кому?» И отвернувшийся должен был назвать одного из бойцов. И не было никаких обид, никакого роптания, если даже кому-нибудь и казалось, что соседу досталась порция побольше. А поскольку мы, командиры взводов и рот, в боевой обстановке питались из общего солдатского котла, я настоял, чтобы и для нас порядок этот был неукоснителен. Здесь не было никакой возможности чем-нибудь разнообразить наше окопное «меню». Была уже глубокая осень. Да и местного населения, у которого можно было бы, как в Белоруссии, что-либо купить или выменять, вблизи наших позиций не наблюдалось.

Одновременно с этим осложнением случилась и другая напасть, к которой привыкнуть мы не могли, уж очень она была неприятной. В связи с устойчивым похолоданием бойцам выдали шапки, шинели, а нам, офицерам, зимнее обмундирование. Особенно рады мы были меховым барашковым жилетам. Поменяли наконец всем нательное белье. Правда, походных бань, как это бывало в обороне на белорусской земле, нам не прислали, а уж сколько времени мы, все окопники, не мылись! И то ли из-за того, что эти жилеты, обмундирование и белье не прошли перед выдачей нам должную санобработку или она была проведена не надлежащим образом, то ли из-за оставшихся после немцев в землянках подстилок или других вещей, но вскоре нас замучили новые враги — насекомые. Не очень приятная деталь фронтового быта. Мои просьбы организовать поочередную помывку в походных банях с внеплановой сменой белья и хотя бы частичной санобработкой обмундирования вроде бы были услышаны, но не были почему-то реализованы.

Наконец невдалеке от наших окопов, в низине развернули походную дезинфекционную камеру, на солдатском жаргоне — «вошебойку». И, главное, — без бани и без смены белья. Поочередно сдавая в нее то гимнастерки с брюками (оставаясь на холоде в нижнем белье), то рубахи с кальсонами, бойцы прожаривали свое обмундирование. А мы, командный состав, сдали туда и свои меховые жилеты, считая их главной причиной постигшего нас бедствия. Сами мы почему-то не сообразили и никто не предупредил нас, что от высокой температуры в этой дезкамере наши жилеты съежатся и покоробятся, что их не только носить не придется, но даже надеть не удастся.

Конечно, эти «вошебойные», хотя и не кардинальные, меры, да еще то, что нам стали выдавать пакетики «дуста» — порошка, который мы засыпали прямо за воротник, под нательное белье, а потом вытряхивали из белья их, дохлых, горстями, в какой-то степени уменьшили активность этих кровососов, но окончательно победили их мы позднее. Забегая вперед, скажу, что в начале декабря мы ушли на формирование, хотя и не в очень далекий, но все-таки в тыл. И только там, после неоднократных санобработок, стрижек и помывок в походных и деревенских банях, нам удалось одержать окончательную победу в этой войне с паразитами. И решающий вклад в эту победу внес непререкаемый медицинский авторитет, наш батальонный доктор Степан Петрович Бузун, где-то раздобывший так называемое мыло «К», жидкое, ужасно едкое, которое уничтожало непрошеную живность иногда вместе с верхним слоем кожи. А вскоре нам выдали и новенькие, ароматно пахнущие овчиной, меховые жилеты, и мы снова были счастливы.

Пока мы были в окопах, были нередки попытки фрицев прощупать надежность нашей обороны сильными артналетами, после которых, как правило, происходили наскоки больших, иногда до роты, групп с танками. Здесь я впервые увидел, как против танков воевали зенитчики, стоявшие на позициях непосредственно за нашими окопами, видел, как их скорострельные пушки встречали немецкие танки меткими выстрелами прямой наводкой и как сразу несколько машин загорались. В таких случаях атака немцев захлебывалась, не успев докатиться до наших траншей. Применение зенитных установок против наземных целей всегда вызывало восхищение.