Читать книгу - "Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933 - Ричард Дж. Эванс"

Со своим утопическим консерватизмом Папен был неспособен должным образом оценить политическую ситуацию 1932 г. Его правительство состояло из людей с относительно небольшим опытом. В нем было столько неизвестных аристократов, что его часто называли «правительством баронов». В дискуссии, которая предшествовала отставке Брюнинга, Папен и Шлейхер сошлись на том, что им надо склонить на свою сторону нацистов, чтобы обеспечить массовую поддержку антидемократической политики нового правительства. Они заручились согласием Гинденбурга на роспуск рейхстага и проведение новых выборов, которых требовал Гитлер в ожидании того, что на них нацисты смогут собрать еще больше голосов. Выборы были назначены на конец июля 1932 г. Кроме того, Папен и Шлейхер также согласились с требованием Гитлера о снятии запрета на движение коричневых рубашек. По задумке Шлейхера, это должно было успокоить нацистский экстремизм и помимо прочего убедить штурмовиков исполнять роль вспомогательной армии, что позволило бы обойти ограничения, наложенные на вооруженные силы Германии Версальским мирным договором^[690]. Однако это оказалось еще одним роковым просчетом. Массы штурмовиков с триумфом вернулись обратно на улицы, и избиения, бои, увечья и убийства, никогда полностью не исчезавшие в период запрета с предыдущего апреля, быстро достигли новых рекордных уровней. Даже несмотря на это общественное мнение испытало сильнейший шок, когда 17 июля 1932 г. организованный тысячами нацистских штурмовиков марш через коммунистический бастион в Альтоне, рабочем муниципалитете на прусской стороне окружной границы Гамбурга, закончился жестоким столкновением с тысячами тяжеловооруженных бойцов красного фронта. Рихард Кребс, возглавлявший отряд из 800 моряков и докеров-коммунистов, готовых вытеснить нацистов из портового района, позже писал, что бойцы красного фронта имели приказ атаковать штурмовиков на улицах. В проходящих марширующих летели камни, мусор и любые попавшиеся под руку предметы. Согласно некоторым отчетам, у коммунистов были снайперы на крышах, готовые начать стрельбу по штурмовикам. Кто-то, никто не знает точно кто, сделал выстрел. В тот же момент полиция запаниковала и открыла огонь из всех имевшихся стволов, заливая окрестности пулями и вызвав паническое бегство во всех направлениях. Коммунистов унесло прочь вместе с остальными. Их попытка остановить марш коричневых рубашек по своей территории окончилась полным провалом^[691]. Восемнадцать человек было убито и более сотни ранено. Как показали результаты вскрытий, большинство погибло от пуль полицейских револьверов. Глубина насилия, в которое теперь погрузилась политическая жизнь Германии, требовала немедленных действий со стороны правительства^[692].

Совершенно не собираясь снова запрещать военизированные группировки, Папен ухватился за события Кровавого воскресенья в Альтоне и сместил правительство Пруссии, которое возглавляли социал-демократы Отто Браун и Карл Зеверинг, на основании того, что оно больше не могло поддерживать законность и порядок. Это был решающий удар по социал-демократам, ради которого его назначили на эту должность. Папен опирался на пример Эберта, отправившего в отставку правительства Саксонии и Тюрингии в 1923 г., но Пруссия, которая занимала больше половины территории рейха и население которой превышало численность Франции, была гораздо более важной целью. Ведущая роль армии в разрываемой борьбой политической жизни 1932 г. стала ясна, когда тяжеловооруженные боевые части захватили улицы Берлина и в столице было объявлено чрезвычайное военное положение. Контролировавшуюся социал-демократами полицию просто отодвинули в сторону. Любая попытка прусского правительства использовать ее для противостояния военным только приводила к беспорядкам. Ее численность была слишком мала, а офицеры высшего или среднего звена были либо разочарованы республикой, либо симпатизировали Папену, либо склонялись на сторону нацистов^[693].

Если Папен и Шлейхер опасались восстания рабочих, то они были неправы. Много рядовых членов «Рейхсбаннера» уже были готовы взять в руки оружие и пулеметы, были собраны пистолеты и винтовки для защиты штаб-квартиры партии в случае путча, пока на сцену не вышла бы полиция, которая, как считали в партии (ошибочно, как оказалось впоследствии), будет сопротивляться любым попыткам свергнуть республику. Недавний приток новых членов увеличил силы Республиканских отрядов обороны «Рейхсбаннера» до более чем 200 000 человек. Однако их значительно превосходили объединенные силы из примерно 750 000 коричневых рубашек и стальных шлемов, которые бы точно мобилизовались против них, если бы те организовали восстание. Они были плохо обучены и подготовлены. И они бы не смогли оказать серьезного сопротивления хорошо вооруженным силам немецкой армии. Коммунисты, у которых были лучшие резервы оружия, конечно, не стали бы брать его в руки, чтобы защищать социал-демократов^[694].

В ситуации июля 1932 г., когда все: и Гинденбург, и военное руководство, и консерваторы — были крайне обеспокоены тем, чтобы не допустить провокации гражданской войны в Германии, военное восстание «Рейхсбаннера» могло смягчить позицию Папена или заставить рейхспрезидента вмешаться. Этого уже не узнать. Призыв к сопротивлению не прозвучал. Традиция социал-демократов оставаться в рамках закона вынудила их запретить любое вооруженное сопротивление действиям, санкционированным главой страны и законно учрежденным правительством, которых поддерживала армия и которым не противодействовала полиция^[695]. Все, что оставалось Брауну и Зеверингу, это выражать словесные протесты и выдвигать обвинения против Папена на основании того, что тот нарушил конституцию. 10 октября 1932 г. Государственный суд вынес решение, по крайней мере частично, в пользу кабинета Брауна, который, таким образом, продолжал оставаться занозой в теле правительства рейха, представляя Пруссию в бундесрате, верхней палате национального законодательного собрания^[696]. Тем временем Папен согласовал с президентом свое назначение на должность рейхскомиссара, которая позволяла ему осуществлять правительственные функции в Пруссии, пока педантичные госслужащие колебались и бездействовали, ожидая законного утверждения нового поста^[697].