Читать книгу - "Записки из чемодана. Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти - Иван Серов"

В связи с тем, что записывать не было времени, то я урывками только перечисляю радостные события, которые были записаны на бумажках…

23 февраля — наконец-то 8-я армия Чуйкова заняла Познань после месячной осады. Было захвачено в плен около 20 тыс. немцев. Я туда съездил, город полуразрушен, немцы ходят, как идиоты, бессмысленный вид, побираются около всяких сбросов, чтобы им пожрать…

15 февраля позвонил Булганин и сказал, что убывает из Варшавы в Москву на должность заместителя наркома обороны^[281]. Вместо него — начальник политического отделения 1-го Украинского фронта Шатилов.

Надо и мне убывать из Варшавы, я уже как уполномоченный по Польше все дела, которые поручали, сделал^[282].

28 марта был занят г. Гдыня Рокоссовским.

30 марта — занят г. Данциг, до 10 тыс. пленных.

Когда я туда приехал, то страшно <было> смотреть, сколько трупов немецких, и как разбит город.

Пишу раз в неделю, перед сном делаю пометки, а затем восстанавливаю детали.

Через пару дней мне вновь пришлось быть на этом направлении. Впереди был город Ландсберг, так значился по карте. Войска продолжали наступление. Сопротивление немцев было не особенно сильное^[283].

Наши части окружили город со всех сторон. Танкистам была команда на атаку, головной танк с флажком рванул вперед, и все танки пошли на город. Я пристроился на своем бронетранспортере, и за ними. Стрельба была короткой, и мы в городе. Пехота с криками «ура!» также подходила к окраине, стреляя больше от радости, чем по необходимости.

Когда мы добрались до центра города, то нам представилась жуткая картина. Город мёртвый. Я увидел около ворот одного старика лет 70 и двух старушек. Многие дома были разбиты артиллерийским огнем, жители убежали с немцами.

Немецкие солдаты, которых мы захватили, уже были не те наглые. Они уже понимали безнадежность своего положения. Когда спрашиваешь его: «Гитлер капут?», он чётко отвечал: «Яволь», т. е. верно.

Зайдя в дом, можно было увидеть почти всё нетронутым: стояли кровати, мебель и всё, что полагалось в жилом доме. Наши солдаты ходили с автоматами наперевес и более всего для видимости постреливали по окнам. Везде и всюду виднелись дыры от пулевых пробоин в окнах и дверях.

По ходу обстановки на следующий день мне вновь пришлось проезжать через этот злосчастный Ландсберг. В течение суток 75 % домов было сожжено. Везде возникали новые пожары. Я был удивлён, ведь накануне я видел почти не сожжённый город. Как же все это могло случиться? Наших войск уже не было, кроме отдельных автомашин, подвозивших боеприпасы.

Я всё-таки решил выяснить, в чём дело и как это произошло. Захожу в один дом, из которого только что вышли двое солдат. Поднялся на второй этаж, зашёл в квартиру. Смотрю: там на полу разложены занавеси, которые подожжены и тлели. От занавесей натянуто полотно к куче наложенной мебели. Значит, всё это проделали наши солдаты.

По возвращении оттуда я всё это рассказал командующему фронтом Жукову Г. К. Он мне на это ответил, что у него имеются еще десятки таких сообщений, что солдаты жгут дома в городах и населенные пункты и группами насилуют женщин.

Я ему посоветовал донести об этом в Ставку и принять соответствующие меры к прекращению: всё-таки наша политика не заключается в истреблении народа и жилищ. Он мне на это ответил, что мы обсудим на заседании Военного совета и примем соответствующие меры, затем он сказал, что его вызывают в Москву.

Через 3 или 4 дня был получен строжайший приказ Ставки Верховного Главнокомандования о прекращении этих дел. При этом в качестве «отличившихся» фронтов приводился и наш доблестный 1-й Белорусский фронт^[284].

Значит, на других фронтах наши солдатики так же вели себя. Правда, нужно понять и наших бойцов, у которых на родине разрушены посёлки, города и убиты родные.

Мне Георгий Константинович, возвратившись из Москвы в начале апреля, рассказал следующее; дальнейшее наступление от р. Одер на Берлин и взятие Берлина Сталин возложил на 1-й Белорусский фронт, когда в Москве собрал командующих: «Берлин брать Жукову». Генштаб же и провёл разграничение линии слева так, что 1-й Украинский фронт должен наступать южнее Берлина.