Читать книгу - "Гибель красных моисеев. Начало террора. 1918 год - Николай Коняев"

Под этим постановлением дата — 23 января 1919 года.

И вот — такое редко бывало у чекистов, но наступило лето, а Семен Иванович был жив.

«Я не могу быть врагом своего народа, — писал 11 июня 1919 года все еще числящийся за Новоладожским исправительным домом подследственный Семен Иванович Кравцов, — не могу быть врагом революции и социализма уже по одному тому, что сам вышел из крестьянской среды и являюсь единственной опорой и кормильцем семьи недавно умершего слепого отца, состоящей из четырех детей и матери, оставшейся без всяких средств, ибо все, кончая одеждой, распродано за последний год. Ради нее и детей, воспитать которых может лишь социалистическое государство, я не могу быть против того, что происходит сейчас. Я пролетарий в буквальном смысле этого слова уже только по своему материальному и классовому положению».

Оно, конечно, и верно.

Кравцов вырос в этих краях. Получив специальность агронома, сделался сельским интеллигентом с эсеровским уклоном. В родное село он вернулся в роковые годы перелома всей русской жизни.

У него были свои взгляды, как должно переустроить мужицкую жизнь. И хотя попал Кравцов во враги советской власти, взгляды его не очень-то отличались от большевистских.

Провокационный приказ П.В. Якобсона о поголовной мобилизации крестьянских лошадей Кравцов называет «недоразумением» — кстати сказать, за это недоразумение, оплаченное сотнями человеческих жизней, товарищ Якобсон не получил даже служебного взыскания.

Совершенно искренне не понимал Кравцов, почему это крестьяне покупают хлеб у богатеев, вместо того чтобы просто отобрать его. Совершенно искренне Кравцов считал, что идти против советской власти крестьянам не нужно.

Кравцов готов простить большевикам всё…

Но эта готовность принять большевистские порядки, все эти доказательства «родства» ничего не значили для чекистов. Разгадку столь гуманного отношения их к Семену Ивановичу надо искать в другом…

Ожидая расстрела, Семен Иванович Кравцов давал чекистам обширнейшие показания, называя все новые и новые имена участников восстания. Назвать Кравцова «стукачом» не поворачивается язык, но очевидно, что фамилии многих участников восстания чекисты узнали именно от Кравцова.

Не понимать, что произойдет с упоминаемыми им людьми, Семен Иванович, конечно, не мог.

Но он как бы не придавал этому значения.

Он напряженно думал в тюрьме. Собственные раздумья заслоняли для него судьбы конкретных людей. Собственные мысли казались ему более существенными и важными, нежели жизни товарищей по восстанию.

«Германская революция, — писал потом начальник Новоладожской ЧК Т.Е. Быстрое, — произвела на него (Кравцова. — Н.К.) столь сильное моральное воздействие, что он попросил меня о скорейшем окончании его дела и расстреле его. И, между прочим, говорил он, что можно грубо ошибиться в ходе политического развития, как сделал это он. И если бы снова оказался свободным, то положил бы все силы на строительство рабоче-крестьянской Революции и, обратившись к своим единомышленникам, показал бы, как грубо они ошибаются, выступая против Советской власти» …

Судьба других участников восстания была решена скорее.

Многие погибли при столкновении с красноармейскими частями. Особенно отличился в расправе с крестьянами присланный Зиновьевым и Урицким батальон «Беспощадный».

Многие участники восстания бежали в Вологду, где уже начало развертываться белогвардейское движение, многие были схвачены, или умерли от голода в Новоладожском домзаке, или были расстреляны.

Более счастливой оказалась участь той группы приговоренных к расстрелу повстанцев, которую отправили для исполнения приговора в Петроград.

Продержав этих осужденных два месяца в тюрьме, коллегия ПЧК вынесла такое определение:

«Ввиду того, что с момента вынесения приговора прошло много времени и за двухмесячный срок настроение крестьянства изменилось, ЧК постановила:

1. Федора Федоровича Конькова,

2. Ивана Федоровича Конькова,

3. Василия Федоровича Конькова,

4. Ивана Петровича Бородовского,

5. Ивана Андреевича Колчина,

6. Якова Васильевича Ермолаева,

7. Константина Николаевича Иванова,

8. Василия Семеновича Семенова,

9. Петра Ивановича Сергеева,

10. Федора Степановича Маланыша,

11. Михаила Васильевича Мелескина,

12. Матвея Семеновича Яшина,

13. Андрея Сергеевича Трегубова,

14. Алексея Соцкого,

15. Федора Галанина,

16. Василия Алексеевича Анухина

отправить на бессрочные окопные работы в Вологду».

И, разумеется, это изменение приговора можно было бы счесть вполне гуманным, если бы не одно обстоятельство…

Именно в Вологду бежали многие участники восстания, чтобы воевать там против большевиков…

И в этом свете «Определение ПЧК» приобретает символический и зловещий оттенок. Бывшие односельчане по решению коллегии должны были встретиться теперь по разные стороны линии фронта.

Но это, собственно, и называлось гражданской войной, которая к началу 1919 года стараниями большевиков охватила уже всю Россию…