Читать книгу - "Последний очевидец - Василий Шульгин"

Поэтому, еще до назначения Сухомлинова военным министром, Гучков неоднократно выступал с суровой и беспощадной критикой существовавших в руководстве армии непорядков и безобразий.

В своей большой речи на первой сессии Думы, когда А.И. Гучков выступал 27 мая 1908 года в качестве докладчика по общей смете Военного министерства, он прежде всего указал на бюрократизм, нигде не свивший себе такого прочного гнезда, как в военном ведомстве.

— Канцелярия заполнила все, — говорил он, — из высших центральных военных управлений она проникла в местные управления, в воинские части и там умертвила энергию, убила живой дух, заглушила чувство ответственности. Она производила в армии ту разрушительную работу, которая наложила свою печать на все области нашей общественной и государственной жизни.

Затем он отметил необходимость омоложения армии и недостаточность нашего вооружения. Имевшийся комплект пулеметов был «до смешного мал», в полевой артиллерии отсутствовали гаубичные батареи, а принятые патроны и снаряды «совершенно не отвечали новым условиям войны». Особенно беспокоило докладчика отсутствие достаточного количества офицеров, «некомплект» которых принимал по ряду причин угрожающие размеры.

Говоря о безответственных лицах в руководстве армии, Гучков напомнил, что высочайшим рескриптом от 5 мая 1905 года был образован постоянный Совет государственной обороны во главе с Великим князем Николаем Николаевичем, поставленным над военным министром.

Состоявший из многочисленной коллегии высокопоставленных лиц, этот Совет явился серьезным тормозом в деле реформы и всякого улучшения государственной обороны. Кроме того, власть военного министра обессиливал и обезличивал равноправный и равнозначащий ему начальник Главного управления Генерального штаба, сформированного высочайшим повелением 25 июня 1905 года.

Дезорганизация, граничащая с анархией, водворившаяся в связи с троевластием в военном ведомстве, усугублялась тем, что руководящие посты находились в руках Великих князей, оказывавших сильнейшее влияние на армию. Так, должность генерал-инспектора всей артиллерии занимал Великий князь Сергей Михайлович, генерал-инспектора инженерной части — Петр Николаевич, а главным начальником военно-учебных заведений был Великий князь Константин Константинович.

В силу высокого положения Великих князей их нельзя было критиковать, нельзя было указывать на те случаи, когда они поступали неправильно.

Новое поражение России, которое пророчески предсказывал Гучков, явится не просто потерянной кампанией, уступленной территорией или заплаченной контрибуцией, а тем ядовитым укусом, который сведет в могилу нашу родину. И если мы считаем себя обязанными требовать от народа тяжелых жертв на дело обороны, «то мы вправе обратиться и к тем немногим безответственным лицам, от которых мы должны потребовать отказа от некоторых земных благ и радостей тщеславия, связанных с занимаемыми ими постами. Этой жертвы мы вправе от них ждать».

Конечно, «безответственные лица» не откликнулись на этот призыв. Все понимали его тщетность, но речь Гучкова отвечала настроению значительной части думы, поэтому слова оратора были покрыты продолжительными, бурными рукоплесканиями слева, из центра и отчасти справа и возгласами: «Браво, правильно!»

* * *

Когда слухи об окружении военного министра шпионами стали подтверждаться, А. И. Гучков резко и прямо заявил об этом в комиссии по государственной обороне. При этом он назвал главного из этой шпионской клики — полковника Мясоедова, который, по словам Гучкова, был очень близок к военному министру, что являлось совершенно недопустимым и опасным для империи. Эта речь лидера октябристов произвела на всех огромное впечатление.

Кроме того, в «Вечернем времени» появилась статья Б. А. Суворина, указывающая, что в разведке и контрразведке неблагополучно и наши военные тайны легко просачиваются за границу. Одновременно с этим Гучков опубликовал в «Новом времени» беседу, в которой подтверждал статью Б. А. Суворина и называл имена шпионов, пригретых и опекаемых военным министром.

Ни у кого не вызывало сомнений, для чего нужен был Мясоедову Сухомлинов. Но возникал вопрос: для чего военному министру нужен был человек, приносивший ему столько неприятностей и подозрений?

Дело в том, что, вступив в должность военного министра, Сухомлинов задумал создать особую организацию военного политического сыска для разбора дел о политической неблагонадежности в армии, особенно среди офицерства. Этим он хотел угодить государю, наглядно показав свою преданность престолу и ретивость в борьбе с революцией, чтобы еще более упрочить свое положение перед лицом многочисленных и могущественных врагов.

По мысли Сухомлинова, всеми делами этой охранки должен был ведать особо доверенный штаб-офицер для поручений при военном министре, а в качестве местных органов в состав штаба каждого военного округа назначались штаб-офицеры из отдельного корпуса жандармов. Этой новой военной жандармской организации было поручено участвовать и в контрразведке, то есть в борьбе с иностранным шпионажем. Расширение прав сухомлиновской системы политического сыска в армии было закреплено особым циркуляром военного министра от 24 марта 1910 года за № 982, разосланным во все штабы военных округов.

Так вот, на должность «особо доверенного штаб-офицера при военном министре», в руках которого должны были быть сосредоточены все дела нового аппарата, и был назначен Мясоедов. Вот для чего он был нужен Сухомлинову. Шпион стал во главе организации, которая должна была бороться со шпионажем! И действительно, на первых же порах военный министр поручил Мясоедову расследовать одно политическое дело в Виленском военном округе.

Предоставим слово А. И. Гучкову (по стенограмме сообщения, сделанного им в Москве 20 апреля 1912 года) о деле с полковником Мясоедовым:

«…Циничная беспринципность, глубокое нравственное безразличие, ветреное легкомыслие в связи с материальной стесненностью и необходимостью прибегать к нечистоплотным услугам разных проходимцев и, наконец, женское влияние, которое цепко держало Сухомлинова в рабстве, — все это делало его легкой добычей ловких людей… Русский военный министр — в руках банды проходимцев и шпионов, накануне европейской войны, к которой готовится лихорадочно, с величайшим напряжением, Германия со своей союзницей, — такова была картина, раскрывавшаяся передо мною… Само собою разумеется, что я не мог оставаться равнодушным. Я решил бороться и довести дело до конца…»

После выступления в печати Гучков обратился к председателю комиссии государственной обороны князю И. И. Шаховскому с предупреждением, что им будет внесен запрос в ближайшем заседании комиссии по делу военного министра. Князю Шаховскому удалось убедить Сухомлинова лично явиться в комиссию для дачи необходимых объяснений. Это произошло 19 апреля 1912 года. Гучков выступил с перечислением обвинительных пунктов, в которых он указал, в каких ненадежных руках находится дело контрразведки, насколько осведомленными в наших военных тайнах являются германский и австрийский Генеральные штабы, закончив свою речь резким осуждением системы политического сыска, введенной в армию Сухомлиновым.