Читать книгу - "Череп грифона - Гарри Тертлдав"

— Радуйся, милая, — негромко проговорил он. — Твой муж купил тебе очень симпатичные вещи.

Если бы Асина оказалась более верной супругой, чем того заслуживал жрец, такая фраза вряд ли привела бы к беде.

Глаза женщины вспыхнули, и Менедем понял, что у него есть шанс.

— Ну и что? — спросила Асина; в ее голосе не было ничего, кроме презрения. — Я слышала, как ты его пристыдил, чтобы заставить раскошелиться. Интересно, каково это — быть с человеком, который сам, без напоминаний, заботится о том, чего хочет женщина?

Менедем ухмыльнулся. Он как раз и надеялся, что она чувствует что-то вроде этого. Будь он на месте Асины, он бы наверняка испытывал похожие чувства. Лучшего вступления не пожелаешь.

— Дорогая, если ты хочешь выяснить, каково быть с таким человеком, скажи мне, когда твоего мужа не будет дома, — проговорил он.

Асина не могла ошибиться в значении этих слов. Не могла — и не ошиблась.

— Никодром собирается завтра утром в храм, — ответила она. — И пробудет там почти весь день.

— Так-так. Разве это не интересно? — спросил Менедем. — Итак, если я постучу в переднюю дверь, в доме будет только бедная одинокая женщина? — Он подмигнул.

Асина не подмигнула ему в ответ. Она выглядела взбешенной.

— Никодром слишком скаредный, чтобы купить мне раба, — огрызнулась она. — Удивительно, как ты заставил его раскошелиться. Ты, должно быть, можешь уговорить кого угодно на что угодно.

Выражение ее лица изменилось: теперь вместо того, чтобы злиться на мужа, она рассматривала Менедема.

— Кто знает, на что ты способен уговорить меня?

— Мы выясним это завт…

Менедем не договорил, потому что она торопливо закрыла ставень. Может быть, Никодром поднялся по лестнице, чтобы показать жене, что купил.

* * *

Когда Менедем вернулся на «Афродиту», Соклей приветствовал его словами:

— Ну, как все прошло?

Вместо ответа Менедем протянул двоюродному брату кожаный мешочек. Соклей взвесил его на руке и негромко присвистнул.

— Тут, должно быть, девять или десять мин серебром — к тому же эгинских мин, а они тяжелее наших.

— Девять с половиной, — ответил Менедем и посмотрел на Соклея с невольным уважением.

Его двоюродный брат мог быть хлопотливым, как наседка, но в торговле он разбирался великолепно.

— Как ты так быстро догадался?

— Я сперва прикинул вес по родосским меркам, потому что так мне привычней, — объяснил Соклей. — Я знаю, какую часть эгинской мины составляет родосская, поэтому пересчитал деньги прежде, чем подал голос.

Он говорил так, будто в этом не было ничего особенного. Для него это и впрямь было в порядке вещей.

— Ты много из него выжал, — добавил Соклей. — Браво.

— Спасибо.

— Вообще-то я имел в виду не только деньги. Как прошло остальное?

Менедем не сразу понял, а когда до него дошло, моргнул. У Соклея не было привычки спрашивать двоюродного брата о том, как у него идут дела с чужими женами, если не считать попыток отговорить его от этого.

— Тебе, должно быть, очень не нравится Никодром, — пробормотал Менедем.

Соклей кивнул.

— Завтра он идет в храм совершать жертвоприношение, — сказал Менедем. — Ну а я тем временем вернусь в его дом.

— Браво, — снова проговорил Соклей. — Только захвати с собой меч.

— Меч? — Менедем покачал головой. — Я собирался пустить в ход свое копье.

Соклей фыркнул.

— Я знаю, что ты собираешься сделать. Но нам не известно, что на уме у Никодрома и женщины. Жрец может вернуться в самый неподходящий момент… Помнишь, как в Трасе прошлым летом ты прыгал из окна? К тому же женщина может играть не в ту игру, в какую ты думаешь. Так что лучше захвати меч.

Когда Менедем думал об Асине, он видел в ней лишь привлекательную женщину. Когда Соклей думал о ней, он видел беду. И это очень наглядно демонстрировало разницу между двоюродными братьями. Менедем не стал спорить: если сам он не чуял беды, это еще не означало, что беда и впрямь не могла случиться.

— Ладно, — сказал Менедем. — Возьму меч. И буду прохаживаться по улицам, словно бандит или варвар.

— Вот и хорошо, — ответил Соклей.

* * *

Утром Менедем не смог отправиться в город так рано, как ему бы хотелось. Никодром любил поспать допоздна, не стучать же Менедему в дверь дома жреца до того, как уйдет хозяин? Поэтому родосец заставил себя подождать, пока солнце не поднимется над восточным горизонтом повыше, и только тогда покинул гавань и двинулся в город Эгину.

Бронзовые ножны меча при каждом шаге ударяли его по левому бедру. Двое местных странно посмотрели на юношу, но никто, казалось, не склонен был задавать вооруженному человеку слишком много вопросов.

Менедем постучал в дверь дома Никодрома и тут же уронил руку на рукоять меча. Если Асина и впрямь играет в игру, о которой подумал Соклей…

Женщина открыла дверь.

— Входи, только быстро. Не болтайся тут, не то соседи могут увидеть. — Она говорила так, словно порядком напрактиковалась в обмане.

«Небось я не первый, кто приходит сюда в отсутствие ее мужа», — подумал Менедем.

Но если она так напрактиковалась в обмане…

— Стоило ли тебе душиться благовониями? — спросил он. — Никодром наверняка заметит.

— А он думает, что я надушилась ради него. Он вообще думает, что все на свете — ради него. — Асина даже не пыталась скрыть своего презрения.

— Ну-ну, — вежливо поддакнул Менедем.

Этот отзыв соответствовал его собственным представлениям о жреце.

— Как можно быть таким скрягой, имея такую хорошенькую жену? — улыбнулся он Асине.

Она рассматривала юношу так же внимательно, как и он ее.

— А ты парень не промах, верно? — спросила женщина. — Сколько раз ты уже занимался подобными делами?

— Достаточно часто, чтобы знать, что лучше не отвечать на этот вопрос — Менедем погрозил ей пальцем. — И лучше самому его не задавать.

Он наблюдал за выражением лица женщины, пока она обдумывала эти слова. Наконец Асина кивнула.

— Ты, вероятно, прав. Ну да ладно… — Она шагнула к нему.

Менедем ее обнял. Асина была всего на пару пальцев ниже, и ей почти не пришлось запрокидывать голову, чтобы встретиться с ним губами. Жене Никодрома было слегка за двадцать — слишком молода, чтобы иметь серьезные проблемы с зубами. Поцелуй длился долго.

Когда Асина наконец отодвинулась, в ее глазах плясало веселье.