Читать книгу - "Дмитрий Мережковский - Юрий Зобнин"

Став во главе русской Церкви (хотя его статус «заместителя патриаршего местоблюстителя» был весьма шатким), Сергий очень быстро осознал, что любые попытки не только политического противостояния, но даже политического компромисса с властью, открыто провозгласившей курс на «искоренение религии» в СССР, заведомо обречены на неудачу. После того как провалилась попытка «тайного» избрания нового патриарха (по идее заключенного на Соловках архиепископа Иллариона, Сергий попытался провести в 1926 году нечто вроде «заочного» Поместного собора путем сбора подписей архиереев; данная акция была раскрыта агентурой ОГПУ), а сам Сергий оказался в заключении (четвертом за «советские» годы), стало ясно, что у русской Церкви остается единственная перспектива «катакомбного» существования с разрушением патриаршего управления и неизбежным лишением миллионов верующих, не признающих «обновленцев», участия в богослужениях и приобщения таинствам. Тогда Сергий и принял решение декларировать политическую капитуляцию Церкви перед своими гонителями, которая давала ей шанс на возможность легального существования. Капитуляция была принята: Сергий и некоторые арестованные с ним иерархи оказались на свободе, после чего и была опубликована «Декларация» 1927 года.

Как легко было предположить, с самого момента своего появления «Декларация» вызвала «неоднозначную» реакцию как среди священнослужителей, так и среди мирян. В России Сергия поддержали некоторые видные архиереи, однако начались и «отпадения»: к 1930 году около тридцати семи архиереев отказались от административного подчинения Сергию и имя «заместителя патриаршего местоблюстителя» перестало упоминаться за богослужением. Ведь речь шла о подлинной «капитуляции» – не на словах, а на деле, – со всеми предельными унижениями и ужасами, на которые была способна агрессивная антихристианская власть, вовсе не отказавшаяся от замысла «искоренения религиозных предрассудков» в «стране победившего социализма».

«До 1927 года Москва и Россия шли за митрополитом Сергием, а со времени (июль 1927 г.) издания им постыдной „декларации“, отдавшей Церковь под большевистское иго, у него осталось не более половины прежней паствы, – писал один из противников Сергия, архимандрит Феодосий (автор интереснейших воспоминаний об этом времени). – Хотя митрополит православен, но за ним идти нельзя, ибо он служит сатанинской власти, которая никогда не даст свободы христианской Церкви». Когда, после опубликования «Декларации», в октябре 1927 года Сергий и сформированный им Временный Синод повелели возобновить поминание государственной власти за богослужением, даже ближайшее окружение митрополита приступило к нему с вопросом: не есть ли это повеление приказом молиться за Антихриста?

– Нет! – отвечал Сергий. – Ибо в Откровении об Антихристе сказано, что «дана ему власть действовать сорок два месяца» (Откр. 13.5), а советская власть существует в России уже десять лет.

«Господь возложил на нас великое и чрезвычайно ответственное дело править кораблем нашей Церкви в такое время, когда расстройство церковных дел дошло, казалось, до последнего предела, и церковный корабль почти не имел управления, – писал Сергий в своем послании от 31 декабря 1927 года. – ‹…› И только вера во всесильную помощь Божию и надежда, что небесный Пастыреначальник в трудную минуту не оставит „нас сирых“, поддерживает нашу решимость нести наш крест до конца. ‹…› И вот нам, временным управителям церковного корабля, хочется сказать Вам: „Да не смущается сердце ваше“. Будьте уверены, что мы действуем в ясном сознании всей ответственности нашей пред Богом и Церковью. Мы не забываем, что, при всем нашем недостоинстве, мы служим тем канонически бесспорным звеном, которым наша Русская Православная иерархия в данный момент соединяется со Вселенскою, через нее – с Апостолами, а через них – с Самим Основоположителем Церкви Господом Нашим Иисусом Христом».

Выход «Декларации» и все, происходящее после этого в «сергиевской» Московской патриархии, породили в «русском зарубежье» потрясающие коллизии!

«Карловацкий Синод» провозгласил митрополита Сергия «еретиком», утверждая, что Московская патриархия безблагодатна, так как признала большевистский строй и объявила его радости – радостями своими. И тем не менее лидер «Карловацкого Синода» митрополит Антоний (Храповицкий), отвергая «ересь сергианства», постоянно носил панагию, подаренную ему митрополитом Сергием (на ее оборотной стороне было выгравировано: «Дадите нам от елея вашего, ибо светильники наши угасают»), и говорил, что он не мог бы поступить иначе в России, чем поступает там митрополит Сергий, но и митрополит Сергий не смог бы вести себя иначе, чем вел себя в эмиграции митрополит Антоний.

«…Сергий ‹…› при большевиках сумел среди всех расстрелов, ссылок и гонений на духовенство не только сберечь себя, но даже сделать беспримерную карьеру, – писала Гиппиус. – Как – мы в подробностях не знаем, а догадаться легко, хотя бы по его требованию к эмигрантской русской церкви ‹…› признать „лояльность“ Советской власти. Это было в 1927 году и, конечно, исходило от самой Советской власти, из желания ее создать среди зарубежья, хотя в ее услугу, кое-какую смуту. Некоторое время это волновало умы, тем более что вся „либеральная“ зарубежная пресса ‹…› горой стала за лояльность. К голосу журналистов примкнули даже голоса бывших марксистов, недавно сравнительно православных христиан, [таких как] Бердяев, например, или тоже недавнего православного Игоря Демидова, сотрудника Милюкова».

С другой стороны, требование «молитвы за советскую власть» было для прихожан зарубежных русских храмов «невместимо» (были случаи избиения священников, разрешавших такие молитвы за богослужением). Настроение большинства русского зарубежья передано в статье последнего обер-прокурора Синода, а затем министра вероисповеданий Временного правительства А. В. Карташева «Поражение и победа Православия».

«Митрополит Сергий, – писал Карташев, – еще год тому назад блестяще доказывавший в записке советскому правительству невозможность для православной церкви оказывать ему активные услуги и, очевидно, вместе со всеми почитателями покойного патриарха [Тихона] видевший в том его завет, сейчас резко изменил этому принципу и перешел к старому началу услужения церкви государству, только в парадоксальной обстановке власти активно-антихристианской». Карташев призывал к разрыву с Московской патриархией, ибо «вынужденная фактическая автономия обратится в нашу победу и в поражение кажущейся победы над нами. Недалекое будущее покажет, что мы совсем не отделены от российской истинно-тихоновской мученической церкви и едины с нею и в достигшем и до нас гонении от большевиков, и в чистоте от политики, и в грядущем воздвижении крестного стяга чистой православной церкви над всей святой Русью».

К этому следует добавить, что из России приходили известия одно страшнее другого: гонения на Церковь после выхода «Декларации» только усиливались, но теперь к физическому насилию прибавлялись откровенные нравственные издевательства. В 1930 году, после того как папа Пий XI обратился к верующим провести совместную молитву «о спасении стольких душ, подвергнутых тяжелому испытанию, и об облегчении участи любимого нами русского народа», начальник секретно-политического отдела ОГПУ Тучков потребовал от Сергия, чтобы тот выступил в зарубежной прессе с заявлением, опровергающим… факт гонений на Церковь в СССР.